Третьи ряды надавили на вторые, вторые – на первые, – и народ бросился внутрь. Налоговые полицейские колебались мгновение. Кто-то из них схватился за автомат, но начальник отряда, лейтенант Пряхин, соображал лучше подчиненных. Он понял, что оружие у них сейчас отнимут и что если это оружие попадет в руки обезумевшей толпы, то стрелять будут во всех и непонятно во что.

– Назад! – заорал лейтенант Пряхин.

Последовала короткая стычка. Несколько человек из толпы осели на ступеньки с ушибами и вывихами разной степени тяжести, а шестеро налоговиков вбежали в стеклянные двери комбината и успели замотать их железной цепочкой.

Двое из них сориентировались мгновенно и бросились дальше, на территорию комбината, где толпа еще не была такой густой и где можно было уйти и раствориться на сотнях гектарах переплетенных труб, зданий и складов.

– Вы за это ответите! – заорал Федякину совершенно растерянный майор, – это призыв к бунту!

Толпа ударилась о стеклянные двери. Это были самые обыкновенные двери из толстого зеленоватого стекла, не пуленепробиваемые и не противоударные, и выдержать напора людей они, естественно, долго не могли. Сухо треснул выстрел, показывая, что кто-то в толпе захватил с собой обрез, одно из стекол покрылось трещинами и тут же под напором толпы рухнуло внутрь.

Теперь от налоговиков и арестантов толпу отделяли только пять заводских вертушек.

На счастье налоговиков, двери были достаточно узкие, и люди, давившие друг друга, протискивались внутрь помещения с трудом.

– Сними браслеты! – заорал Черяга, поворачиваясь к майору. Но у того от нестандартной ситуации окончательно поехала крыша, он стоял, судорожно лапая кобуру на поясе, и из раскрытого рта глупо сочилась слюна.

«Это конец, – мелькнуло у Черяги. – Если толпа покалечит налоговых полицейских, нам всем крышка. В город просто введут танки, а меня посадят за насильственные действия по свержению существующего строя. Проклятый урод Сенчяков!»

В следующую секунду Витя Камаз, отпихнув державших его полицейских, бросился к вертушкам. Денис видел, как кулаки его, похожие на две головки пошехонского сыра, сжались. Хрупнула перемычка, – и Камаз стряхнул наручники на пол, словно они были сделаны не из стали, а из гнилых луковых перьев. Камаз повернулся и выхватил автомат у одного из ребят из группы силовой поддержки.

– Назад! – заорал долголаптевский бригадир не своим голосом, перемахнув через запоздало клацнувшую резиновыми зубами вертушку. – Все путем!

Кто-то не в меру ретивый попытался миновать Камаза, тот легко сцапал его одной рукой и швырнул обратно, в набегающую толпу. В следующую секунду Камаз сорвал автомат с предохранителя, оглушительная очередь зацокала по каменным квадратам пола. Одна из срикошетивших пуль разбила стекло, кто-то вскрикнул, зажав руку – ему попало не то пулей, не то вырванной из пола каменной щепкой.

Черяга и лейтенант Пряхин, опамятовавшись, бросились к вертушкам.

– Назад! – заорал Денис, – мы сами разберемся!

Наверное, со стороны он выглядел очень глупо – человек в наручниках, пытающийся удержать трехтысячную толпу и обещающий еще с кем-то разобраться. Но толпа, как ни странно, остановилась. Черягу и Камаза она была готова слушаться, к тому же один Камаз мог сойти за два БТРа.

Откуда-то сверху уже ссыпалась заводская секьюрити. Ребята, запертые в одном из кабинетов наверху, не то убедили их выпустить, не то просто вынесли дверь.

По команде Черяги нестройная цепочка охранников выстроилась за вертушками, а другая перекрыла выход на заводской двор. К этому времени толпа уже образовалась и там: кто-то подогнал грузовик к заводской стене и спрыгнул вниз, кто-то просто прошел через внешнюю проходную.

Один из охранников добыл у налогового майора ключи и снял с Дениса браслеты. Толпа негодующе заворчала при виде закоцанного зам директора, Денис отобрал у Сенчякова матюгальник и заорал так, что сквозь выбитые двери было слышно на всем заводском дворе. Он очень плохо соображал, что орет. Впоследствии ему сказали, что он благодарил народ за помощь и поддержку и обещал, что все виновные в сегодняшнем беззаконном налете на завод понесут наказание.

Это было первое его выступление такого рода, и Денис быстро сорвал голос, отдал матюгальник Камазу и вернулся за вертушки. Налоговый майор стоял у подножия лестницы чрезвычайно бледный и руки почему-то держал поверх ширинки. Денис скосил глаза вниз и увидел, что штаны у майора были мокрые и с них вниз уже натекла маленькая желтая лужица.

– Ступай наверх, – процедил Денис.

Налоговики не заставили себя упрашивать. Они подхватились и бросились наверх в сопровождении заводской секьюрити, побросав на полу последние трофеи – коробки с изъятыми документами. Денис поднялся вслед за ними. В коридорах секретарши хохотали, указывая на налоговиков пальцем, Федякин прыгал вокруг майора и орал:

– Вы еще за это ответите! Вы еще пожалеете!

Денис молча залепил Федякину пощечину.

– А? – растерянно сказал зам по финансам.

– С-спасибо, – непонятно выразился майор, имея в виду то ли отпор, данный толпе, то ли заступничество перед Федякиным.

Денис смерил его с головы до ног.

– Иди сухие штаны надень, герой, – процедил он.

Заварушка на этом, разумеется, не кончилась. К двум часам дня о происшествии были извещены все городские правоохранительные органы, и за толпой выросло хлипкое ограждение из сотрудников промполиции и обычной муниципальной ментовки.

Денис, Камаз и куча всякого заводского начальства еще не раз выходили на крыльцо и беседовали с народом в матюгальник, тоскуя душой между молотом и наковальней. Было одинаково страшно прослыть и прихвостнем властей в глазах народа, и бунтовщиком – в глазах властей.

Налоговиков вывели из здания спустя три часа: ребята из промполиции сцепились руками, образуя живой коридор, и по этому коридору прошли пятнадцать человек из группы силовой поддержки, плотно прикрытые вооруженными до зубов людьми Калягина. За окраиной толпы их уже дожидался эскорт областных силовиков. Ребят посадили в автобус и поскорей увезли от греха подальше. Вся документация, разумеется, полностью осталась на заводе.

Когда все кончилось и в заводоуправлении появилась бригада слесарей, призванная починить две разбитые двери, Денис вернулся к вертушкам и поднял с пола наручники, которые разорвал Камаз.

– Слышь, Вадим Игнатьич, – сказал он, обращаясь к главному инженеру Скоросько, а мы того… сталь-то не бракованную поставили?

Скоросько вынул покалеченный наручник из пальцев Дениса, повертел его так и сяк.

– Сталь без брака, – сказал он. – Мы на этих браслетах для проверки машины возили. Прицепим одно колечко к «Волге», а другое к тросу – и везем…

Толпа оставалась на площади еще два дня, обрастая плакатами и листовками. Потом оттепель сменилась снегопадом, грянули сорокаградусные морозы, и демонстранты как-то рассосались, оставив за собой аккуратно развешанные на стенах лозунги и портреты. Впоследствии секьюрити комбината насчитала – тринадцать портретов Ленина, семь – Плешкова (первого директора АхтарскЛАГа, впоследствии – зама Берии и строителя Норильска), трех Сталиных и неведомо как затесавшегося в эту компанию Эрнесто Че Гевару. Абсолютным же лидером был Извольский – его портретов насчитывалось двадцать четыре.