На следующий день Дениса, прилетевшего в Москву, прямо от постели Извольского вызвали в Белый Дом. Охранники у ворот долго лаялись с водителем, не желая пускать неправительственную машину внутрь и утверждая, что пропуска на нее нет; в конце концов Денис плюнул и пошел к двадцатому подъезду пешком, чувствуя себя ужасно незащищенным на широком, продуваемом всеми ветрами дворе.

Его приняли почти сразу. Грузный, пожилой вице-премьер, пожелавший его видеть, поднялся из-за светлого стола, уставленного батареей телефонов, и вперился в Дениса грозными начальственными очами. Черяга вспомнил, как двадцать часов назад налоговики тащили его в наручниках вниз по лестнице, и подивился превратностям судьбы.

– Я, к сожалению, лишен возможности увидеться с Вячеславом Аркадьевичем… – начал чиновник.

Вице-премьер вещал хорошо поставленным баритоном. Слова, которые он произносил, казалось, состояли из одних заглавных букв.

– Почему это вы лишены? – удивился Черяга. – Он у нас не в Швейцарии, не в Сибири. Лежит в московской клинике, с мигалкой за десять минут домчитесь… Или вы привыкли, чтобы только к вам приезжали?

Вице-премьер озадачился. Видно было, что простая мысль – приехать в больницу к парализованному человеку – не приходила в голову чиновника.

– Садитесь, – резко сказал вице-премьер, – как вы объясните то, что произошло вчера в Ахтарске?

– А что произошло? – спросил Черяга, – обычная демонстрация.

– Обычная?! Это вы называете обычной, когда нападают на представителей власти? Мешают им исполнять свой долг? Вы устроили черт знает что! Я сам член компартии, но такие вещи подавляют войсками…

– Какие вещи? – осведомился Черяга.

– В сотрудников правоохранительных органов кидали камнями. Черт возьми! Если налоговая полиция задерживает вас, а вы оказываете сопротивление при аресте…

– Я лично не оказывал сопротивления при аресте, – сказал Денис, – и зам Калягина Виктор Свенягин его тоже не оказывал. Это не помешало налоговикам избить его так, что он сейчас в больнице. А ему это не помешало спустя полчаса взять в руки автомат и этим автоматом защищать налоговиков от народа, который в противном случае порвал бы их на кусочки.

– Если при задержании были применены незаконные методы, мы разберемся. Мы, в конце концов, охраняем закон. Но если этот ваш Извольский думает, что он может безнаказанно науськивать народ на законную власть…

– Мы не науськивали, – чистосердечно сказал Черяга, – это все Сенчяков.

– О Сенчякове особой разговор, – с досадой сказал вице-премьер, – это сумасшедший. Таким не место в партии. Пусть идет к анпиловцам…

Побарабанил пальцами по столу и продолжил:

– У вас не выйдет примазаться к народному протесту! Вы меня извините, а как ваш Сляб стал владельцем завода? Эти акции были проданы трудовому коллективу. Как они оказались в «АМК-инвесте»? Между прочим, правительство может пересмотреть результаты грабительской приватизации завода… Партия именно так ставит вопрос!

– Интересная у вас партия, – усмехнулся Денис, – результаты грабительской приватизации вы готовы пересматривать, а вот банку «Ивеко» вы зад лижете. Вы же у нас защитник промышленности, Юрий Никитич. Рыцарь гайки и координатно-расточного станка!

– Па-апрошу!

Но Дениса уже занесло.

– Как же так получается, Юрий Никитич? Вон своему племяннику, который НПО «Восток» возглавляет, вы половину денег на оборонный заказ отдали. На ракету. А ракета, извините, недоделанная. В воздухе взрывается. Ей только ворон пугать, а не американцев. Да и трудно ее доделать, потому что три четверти средств на ракету как попали в банк «Ивеко», так там и застряли, аминь. И поделили их на три части – банку, вашему племяннику, и дяде племянника… Что же выходит? «Востоку» вы помогаете, а наш завод банку отдали на завтрак?

Вице-премьер сощурился.

– Знаете, Денис Федорович, – сказал он, – я, конечно, не биолог, но я где-то читал, что осе опасно кусаться. Что когда она кусается, то тут же от этого самого и подыхает…

– А вы не загоняйте осу в угол, – посоветовал Черяга. – Она от этого бешеная становится. На всех кидается… По мне, уж если подыхать, так не оттого, что тебя газетой прихлопнули, а оттого, что ты сам укусил.

Денис Черяга вернулся из Москвы в тот же вечер. Ахтарск ходил на ушах. Перед заводоуправлением по-прежнему кучерявилась толпа.

По телевидению распинался областной прокурор, называвший произошедшее в Ахтарске «безобразием и беззаконием». Против генерального директора Конгарского вертолетного завода Даниила Сенчякова было возбуждено уголовное дело по факту разжигания национальной розни и призывов к насильственному изменению существующего строя.

На следующий день Ахтарский металлургический комбинат прекратил все платежи в областной бюджет.

Спустя три дня после всех этих возмутительных событий Володя Калягин, начальник промышленной полиции города Ахтарска, приехал в Москву по тому же самому поводу, что и Денис, – давать объяснения по поводу участия правоохранительных структур в беспорядках.

Объяснения вышли в целом для Калягина удачные. Покинув здание министерства и тщательно проверившись (если что, Калягин всегда мог сказать, что боялся хвоста от «Ивеко»), Калягин поехал в один из московских ресторанов. Его уже ждали. В отдельном кабинете за накрытым столиком сидел улыбающийся, уверенный в себе Лось. Столик был уставлен закусками, посреди горела запоздалая рождественская свечка, а под свечкой стояла веселая открытка с глянцевым Дедом Морозом.

Калягин поздоровался с Лосем и сел за столик.

– Это тебе, – кивнул Лось на открытку, – поздравление на Старый Новый год.

Калягин взял открытку. Из нее выпали несколько глянцевых снимков. Калягин недолго рассматривал снимки, потом положил их рубашкой вверх.

– Он что, жив? – удивленно спросил Калягин, подцепив вилкой розового распаренного лангустина.

– Ты сказал: либо мертвый, либо опущенный. Тебя не устраивает?

Калягин приподнял угол открытки и еще раз взглянул на карточку, которая могла бы считаться порнографической, если бы не загаженные лагерные клифты участников сцены.

– Устраивает.

Калягин резко встал, запихал открытки во внутренний карман пиджака.

– Поехали, – сказал он.

– Куда?

– К твоему шефу.

– Такого уговора не было, – насторожился Лось.

– А теперь есть. Со скольких ты точек дерешь? С пяти кабаков? А у меня город в двести тысяч человек. Поехали.

В машине Калягин сидел молча, глядел перед собой и думал о чем-то своем. Только один раз он спросил:

– Как это было?

Лось брезгливо улыбнулся:

– Был у нашей Машеньки один недостаток – очень она любила в карты играть. А стиры такое дело – можно и авторитет просадить, и задницу.