— У страха глаза велики!

— А что Сигизмунд, король наш?

— Король оставил их письмо без внимания. Но он не отпустил атаманов и казаков. Они же — послы! Зачем заедаться с казаками?!

— Думаю, отпустит. Пан Бельский, наш московский гость, будет принят королем Сигизмундом, и его усилиями они могут быть освобождены. Король подготовлен мною к этому.

«Молодец князь Вишневецкий, перебодал Мнишека, который никак не хотел моей встречи с королем».

Впрочем, предстоящая встреча с королем Сигизмундом Третьим и ожидалась Бельским, и пугала его. Вдруг Сигизмунд устроит ее торжественно, на уровне посольства, тогда ему путь в Россию заказан навсегда. Даже в своем Белом он сможет появиться только вместе с ратью царевича Дмитрия Ивановича.

Решил наедине поговорить с кардиналом Мациевским после генерального совета, поэтому, опасаясь, что тот может сразу же покинуть дворец Мнишека, попросил кардинала, не скрывая своего намерения от собравшихся:

— Я, пан кардинал, имею желание перекинуться с вами парой слов.

— Хорошо. Поговорим после совета.

Воевода Мнишек понял их желание встретиться наедине, и пока участники совета готовились к торжественному пиру, отвел оружничего и кардинала в уединенную комнату. Предупредил:

— Не слишком долго. Мы не начнем пира без вас.

— Я не останусь на торжество, — твердо заявил кардинал, — а пана Бельского непременно подождите. Мы постараемся быть предельно краткими.

Разговор и в самом деле продлился всего несколько минут. Когда Богдан высказал желание встретиться с королем тайно, канцлер даже обиделся:

— Король и его советники разве не имеют голов? — но сразу же взял себя в руки и заговорил мирно. — Лучше, пан оружничий, послушай, какое мнение у короля о походе в Россию и как влияют на него ясновельможные паны.

Основательно объяснил гостю сложную интригу, хотя почти ничего нового, кроме того, что он уже слышал от князя Вишневецкого, не уловил — борьба сторонников Дмитрия и противников идет жесткая. Противники, поначалу бравшие верх, теперь теряют позиции.

— Почему? Сигизмунд Ваза имеет надежду, посадив на московский престол Дмитрия Ивановича, с его помощью вернуть себе шведскую корону.

«Ого! Значит, война со Швецией ради Польши?!»

Но Бельский не перебил кардинала, который без паузы заговорил о средствах на содержание шляхты, собиравшейся в поход. Самый, по его утверждению, сложный вопрос.

— Если пан оружничий имеет казну для Дмитрия Ивановича, пусть скажет об этом королю нашему, Сигизмунду Третьему.

— Скажу.

— Думаю, пан оружничий сможет убедить короля отпустить атаманов и казаков к Дмитрию Ивановичу и письменно упрекнуть князя Януша за самовольство?

— Я подумаю, как ловчее повлиять на короля Сигизмунда.

— Тогда мы закончим нашу тайную беседу. Пану оружничему остается ждать приглашения короля на аудиенцию.

Они учтиво раскланялись.

Долго Богдану ждать нет резона, ему следует поспешить с возвращением домой, но не сможешь же повлиять на волю короля. Настойчивость может испортить все дело. И Бельский собрался терпеливо ждать несмотря ни на что.

К счастью, за ним прислали дюжину шляхтичей уже через пару дней.

— Поспешим, пан оружничий. Нам добрый день пути. Велено не задерживаться.

— Раз велено, я готов.

А еще через день Сигизмунд принял Богдана в уютной беседке в глубине огромного сада. С королем находился только кардинал Мациевский. Сразу же заговорили о деле.

— Мне сообщили, что именно вы, пан оружничий, спасли жизнь законному наследнику престола московского, так ли это?

— Да. Я хорошо знал устремления Бориса Годунова и предвидел его коварство, а мне в духовной царь Иван Васильевич заповедовал опекать сына своего, вот я, свято исполняя царскую волю, продолжаю его опекать.

— Похвально. Верность и честь не могут не быть похвальными. Еще мне говорили, что вы готовите добрую встречу в законно принадлежащей ему державе и что снабжаете его казной, а в имении князя Вишневецкого даже выдали жалованье шляхтичам, желающим идти в поход на Москву?

— Да, я это сделал. У меня достаточно средств для поддержки царевича. Кроме жалованья шляхтичам, принятым по моему списку, я еще возьму на себя содержание отряда наемников до тысячи человек. И все равно, одной моей казны для подготовки похода маловато.

Пауза. Сигизмунд сделал вид, будто прикидывает в уме, на какую сумму ему раскошелиться, и вот его слово:

— Я тоже внесу достойный вклад. Четыре тысячи флоринов с доходов Самборских.

Более чем хитро. Вроде бы раскошелился изрядно, на самом же деле одним махом разрубил тугой узел тяжбы с должником Мнишеком. Все равно с него ничего не возьмешь, а списать на поход — выгодно: прослыв щедрым, не потратить из казны ни одного злотого, одновременно спасти от суда Сандомирского воеводу, о котором печется уважаемый и очень полезный при дворе кардинал.

Бельский великим усилием воли сдержал ухмылку. Ему предстояло вызволить Корелу, дразнить поэтому Сигизмунда он не имел никакого права. Он продумал убедительные фразы, играя на слове «низовские», какими именовали себя казаки, подписавшие письмо Дмитрию Ивановичу. И когда подоспело время замолвить слово за арестованных атаманов и казаков, Бельский с этого и начал:

— Коронный гетман Замойский неверно понял, какие казаки и их атаманы признали царем Дмитрия Ивановича и готовы присягнуть под его руку. Они не с низовий Днепра, они не из Запорожской Сечи, они — казаки Кром, Царева-Борисова, всего Северского Донца и низовий Дона. Об этих землях никогда у Польши с Россией не было разногласий. Я говорю это, потому что знаю Корелу. Он был моим подчиненным, когда я строил Царев-Борисов. Именно я привлек его на сторону претендента на престол. Повторяю: он из Кром и никакого отношения не имеет к Запорожской Сечи. А если юг Руси поддержит царевича Дмитрия, не легче ли ему будет с вашей помощью одолеть Бориса Годунова?

— Пан оружничий прав, — вставил кардинал Мациевский. — Я лично проводил розыск, откуда атаманы и казаки. Слова пана Бельского совпадают полностью с тем, что стало известно мне.

— Мы отпускаем арестованных, поблагодарив князя Януша Острожского и его отца за усердие. Он поступил разумно, заподозрив неладное. За это не наказывают, а поощряют.

— Я, если на то будет ваша королевская воля, заберу атаманов и казаков с собой.

— Да. Пусть они передадут свое письмо тому, для кого везли.

Король покинул беседку, Бельского вывели из сада, как и ввели — через потайную калитку.

Что дала эта встреча? Видимость поддержки. И то слава Богу. Но самое главное ее значение — освобождение Корелы, с которым предстоял весьма серьезный разговор. Нельзя, чтобы он и впредь самовольничал. А то, что низовские казаки дали слово поддержать Дмитрия Ивановича, очень даже хорошо.