Отец приехал и меня отчитал.

Однажды весной или в начале лета нас перебросили в Городец, что под Горьким, – ожидали налетов немецкой авиации. Командир части вызвал несколько человек, в том числе и меня, и приказал поехать в Горький, забрать оставшееся барахло. Приезжаем, а от нашей части ничего не осталось – одни воронки и ползавода разрушено.

В середине 1943 года из нашей части сформировали отдельный автомобильный батальон химзащиты и отправили на 1-й Украинский фронт. Приехали мы в Киев, а там полная разруха. Дома без окон, крыши все обрушены, и через них небо видно, трамваи перевернуты. А шоферня, мальчишки, останавливают машину, достают карабин и по лампочкам: «Пум!» – поехал дальше. У меня лишних патронов не было, поэтому я не стрелял по лампочкам, но мне очень хотелось.

Нашей задачей было создать ложные переправы на Днепре и ставить дымовые завесы, для чего на полуторке стояла бочка с газом. Мы нарисовали на щитах Киево-Печерскую лавру и положили на землю, дым пускали. Пару раз нас немцы побомбили и все. Часть солдат жила на берегу, а часть на островах, так вот они построили там свинарник и птицеферму. Командир части приехал, как начал орать: «Устроили тут, понимаешь! Немедленно все убрать!» Ну, они, конечно, возмущались, но делать нечего – убрали. Тогда они приспособились рыбу ловить. Лодок у нас не было, а были пластмассовые волокуши, на которые зимой ставили пулемет и за танком тащили. Размером они метра два в длину, метр в ширину и сантиметров 40 в высоту. Так вот ребята заплывали и глушили рыбу толовыми шашками. Кидали шашку вниз по течению, так чтобы успеть приплыть к месту взрыва и собрать рыбу. Не рассчитав дистанцию, перевернутые взрывной волной, 2 или 3 человека утонуло. Естественно, это было запрещено. Вообще наш командир дурной был. Начитался всяких книжек про войну и давай нас гонять! Даже заставлял нас клуб строить, когда понятно было, что скоро нас перебросят.

И вдруг к нам в часть приходят водители из запасного полка, которые до этого были в авиационных частях. А где начинается авиация, там кончается дисциплина. Там шофер сам себе хозяин. Его никто не гоняет. Вот они говорят: «Да мы здесь не собираемся служить! Командир – идиот! Да пошел он к черту! Мы линяем!» И они бегут. Командир поднимает такой кипиш! Ставит на ноги весь Киев. Их ловят и после суда отправляют в штрафбат. Но они зародили в нас тайную мечту убежать, которую я не стал откладывать, а воплотил в жизнь. Я понял, что просто так бежать нельзя – поймают. Я пришел на вокзал в комендатуру к старшине и говорю: «Старшина, у нас командир части – козел. Я хочу удрать, но я не хочу, чтобы меня поймали. Поэтому мы с тобой заключим договор. Ты меня отправишь на фронт, но нигде не зафиксируешь, что я уехал, а я тебе ставлю бутылку «Тархуна» и блок папирос «Казбек». Он говорит: «Годится. У меня отправка бывает по таким-то дням. Ты должен подгадать, чтобы в этот день ты пошел в караул. Если у тебя будет 8 часов в запасе – считай 100 %, что я тебя отправлю». Мне тогда приходили из дома посылки. У меня была старая квитанция, на которой я подделал число. Пошел в караул к начальнику, показал квитанцию и попросил увольнительную в город. Он согласился. А после меня должен был заступать еще один москвич, Леша Ростунов, который был совершенно глухим. Я ему на бумажке написал: «Леш, я хочу удрать. Поэтому отстой за меня вторую смену». Он: «Ты с ума сошел! Поймают!» Я ему: «Ты не уходи, просто постой на посту, и они не спохватятся». А с него спрос какой – он же глухой. Он вылупит глаза вот так и будет стоять. Беру увольнительную, прихожу в комендатуру на станцию. Ставлю бутылку «Тархуна» и папиросы. Беру свою красноармейскую книжку и вместо фамилии Капелеович пишу Копылов, а вместо Адольфович – Ануфриевич. (Надо сказать, что отчество доставляло мне массу неприятностей и обращение типа: «Эй! Гитлер! Иди сюда!» было в порядке вещей среди моих сослуживцев.) Старшина отправляет меня с этими документами на 1-й Украинский фронт.

Так я попал в отдельный автобатальон по перевозке пленных, находившийся в подчинении НКВД. Командир нашей части был бывшим терским казаком. Ему эти автомобили были совершенно до фени. Ему бы коня хорошего, да венгерку, да саблю. Дело происходило уже километрах в ста от Кракова.

Я когда за пленными ездил, то проезжал ветеринарный госпиталь. Как-то разговорились с тамошними врачами. Говорят:

– Охота тут должна быть мировая, да стрелять нам нечем! Патронов бы нам да винтовку с оптическим прицелом. Можешь достать?

– Вопросов нет, а мне конь нужен хороший.

– По рукам: оружие привезешь – будет конь.

Рядом с нашей частью стоял полевой артиллерийский завод, занимавшийся ремонтом всего оружия от пушек до пистолетов. Я пошел туда. Караульный кричит:

– Стой! Кто идет?

– Ребята, вы чего?! Я вам отдавал пристреливать автоматы, – говорю я.

– А где бумага?

Меня завернули. Я прихожу в часть и капитану говорю:

– Будет вам конь, но нужна бумажка о том, что мне нужно пристрелять три карабина «СВТ» с оптическим прицелом.

– Ты с ума сошел!

– Почему с ума сошел? Там вдоль дороги ящики с комплектующими к любому оружию лежат, и никто их не охраняет. Я соберу винтовку.

Он дает мне бумажку, и я иду по железнодорожной ветке, ведущей через лес к мастерским. На рельсах стоит платформа, на ней солдаты с гармошкой поют, веселятся. И один пацан, на вид лет 10, упер автомат в живот и по верхушкам деревьев ды-ды-ды-ды-ды-ды. Срезает ветки. Я подхожу – в ящике лежит оружие, по-моему, итальянский автомат. Магазин к нему сбоку вставляется. Ложе длинное деревянное. Вот если б его отломать, то как «маузер» получится. Мне бы такой пистолет! Я ложем об рельсы бум! Не ломается. Еще раз – бум. А те на платформе ржут. Я говорю: «Чего ржете-то?!» А ты поверни свою голову, дурак, и посмотри! А там штуки три таких автомата лежат с разбитым ложем, а в ложе пружина. Я пошел дальше. Нашел винтовки, собрал их. Пришел в их тир для пристрелки винтовок, там мне их пристреляли. Патронов набрал – еле ноги волочу! Пришел в часть. Командир говорит: «Ну, ты жулик!» Я ему говорю: «Дайте мне еще бумажку, а то у нас одни карабины, заменим-ка их на «ППШ». Дал бумажку, и я собрал еще и три «ППШ». Рожков набрал. А когда принес я эти винтовки, тут же ребята пристали – дай пострелять, дай пострелять. Я дал одному, а он и еще один малый пошли на поле, где бомба лежала неразорвавшаяся, и давай в головку стрелять. Рвануло так, что ничего от них не нашли. Командир говорит: «Володя, все с этими винтовками». Я говорю: «Сейчас поеду за пленными и обменяю их на коня». И тут как раз наши войска пошли на Краков и – приказ ехать за пленными. Я, лейтенант Сидоров и еще двое конвойных и едем. Лейтенант говорит: «Не надо сейчас ехать за кобылой, давай потом». Я согласился. Заехали мы в город Гжешув и пошли в кафе покушать сдобных булочек. Ты не представляешь – война, жрать нечего, а в Польше есть все что хочешь! Садимся. Подходит пан:

– Пан солдат, вы же на машине. Мне бы дровишек привезти. Я бы вам и водки, и сигарет, и еды дал.

– А где мы их возьмем?

– В лесу. Я вам дам пилу и топор. Напилите.