Первые полтора месяца консульства во Франции ушли на разработку новой (уже четвертой с 1791 г.) конституции. Проекты ее готовили искушенные в таких делах специалисты - бывшие депутаты Совета пятисот Клод-Франсуа Дону и Буле де ла Мерт, граф и профессор-экономист Пьер Луи Редерер, но главным образом Сьейес. На заседаниях специальной комиссии, которая занималась обсуждением этих проектов, Наполеон вел себя активно, но демократично, как первый среди равных: одни проекты он поддержал, другие оспорил и только один из них высмеял. Странную, на первый взгляд, идею «расщепления» законодательной власти на четыре коллегиальных органа (Государственный совет, Сенат, Трибунат и Законодательное жюри) Наполеон поддержал, но высказался за то, чтобы восстановить всеобщее (для мужчин с 21 года) избирательное право. Оно было даровано французам по Конституции 1793 г., но Конституция 1795 г. предоставила право голоса только собственникам. Что касается исполнительной власти, то Сьейес предлагал создать орган из трех равноправных членов. Наполеон выступил против, сославшись на то, что члены Директории были равноправными, но «ничего не сделали кроме того, что съели друг друга». Решено было записать в конституции, что первый консул наделяется правом решающего голоса, а два других - совещательного.

Когда же комиссия начала обсуждать идею Сьейеса относительно «Великого электора», Наполеон дал волю своему сарказму. Дело в том, что «Великий электор» (Grand électeur) должен был, по этой идее, стать первым лицом в государстве, а именно назначать консулов и через их посредство править страной. Его резиденцией предполагалось сделать Версальский дворец. Оклад «Великого электора» составил бы пять миллионов франков в год. Он жил бы в роскоши с монаршими почестями и лишь подписывал плоды творчества консулов. Услышав все это, Наполеон буквально расхохотался. «Ваш Великий электор, - заявил он Сьейесу, - напоминает свинью, поставленную на откорм. Кто рискнет играть такую смешную роль?»[1159] Веселый смех Наполеона поддержали все члены комиссии - разумеется, кроме Сьейеса.

Новая, четвертая конституция Франции была опубликована 24 декабря 1799 г. и представлена на утверждение путем плебисцита - всенародного голосования граждан Республики. Итоги голосования впечатляли: «за» - 3 011 007, «против» - 1 562[1160].

Конституция VIII года (так она называлась согласно точке отсчета - с 1792 г.) состояла всего из 95 статей, тогда как в предыдущей конституции их было почти вчетверо больше - 377. По воспоминаниям П. Л. Редерера, Наполеон заранее объявил (может быть, пошутил?): «Конституция должна быть краткой и неясной»[1161]. В готовом тексте Конституции 1799 г. первое из этих двух условий было соблюдено абсолютно, но и второе - заметно. «Неясности» было более всего в том, что касалось «расщепления» законодательных функций. Они были поделены между четырьмя коллегиями: Государственный совет готовил законопроекты, Трибунат их обсуждал (будучи вправе высказывать свое мнение, но без права отвергать какой-либо проект), Законодательный корпус их одобрял или отвергал, а Сенат проверял конституционность принятых законов[1162]. Все, казалось бы, демократично, но не вполне ясно, поскольку полномочия каждой коллегии не были прописаны с должной конкретностью и в них сохранялись лазейки для вмешательства исполнительной власти.

Три консула, но главным образом первый активно воздействовали на выборы законодательных органов. Выборы, хотя и считались всеобщими, оказались трехступенчатыми: в каждом избирательном округе составлялись «списки доверенных», т. е. ⅒ части граждан, общее число которых по всей стране едва достигало 600 тыс.; из доверенных выделялась десятая часть особо доверенных, 60 тыс. избирателей, а из этих последних составлялся «третий список» граждан, уже подлежавших избранию[1163].

Используя такую систему, консулы подбирали надлежащий состав каждой из четырех законодательных палат. Наполеон предпочтительно контролировал выборы Государственного совета, в котором он сам, как правило, председательствовал. Стендаль не напрасно шутил, что «Наполеон собрал в своем Государственном совете 50 наименее глупых французов». Среди них были П. Л. Редерер, генералы Г. М. Э. Брюн и О. Ф. Мармон, прокурор революции граф П.-Ф. Реаль, ученый академик (химик) и будущий министр внутренних дел Ж.-А. Шапталь, будущий герцог и министр иностранных дел Ж. Б. Шампаньи. А вот состав Сената комплектовал преимущественно Сьейес: именно он (правда, с помощью Роже Дюко, а главное, по согласованию с Наполеоном) подобрал 29 первых сенаторов, которые, в свою очередь, выбрали еще 29. Здесь оказалось еще больше знакомых лиц, чем в Государственном совете: ученые-академики П. С. Лаплас, Г. Монж, К. Л. Бертолле, Ж. Л. Лагранж, просветитель и ориенталист К. Ф. Вольней, генералы Ф. Э. К. Келлерман и Ж. М. Ф. Серрюрье, адмирал Л. А. Бугенвиль. Законодательный корпус украшали имена европейски знаменитого аббата-республиканца А. Грегуара и «первого гренадера Франции» (как его тогда называли) Т. М. Латура д’Оверня. Даже в Трибунате, который, по язвительному замечанию Стендаля, «имел право говорить, но не голосовать»[1164], заседали, среди прочих, авторитетный политик и литератор Б. Констан, экономист Ж. Б. Сэй, поэт и драматург, будущий (с 1803 г.) академик Мари Жозеф Шенье.

Верховную исполнительную власть по Конституции 1799 г. делили три консула - делили очень неравно. Фактически всей полнотой власти в Республике был наделен первый консул, а два других получали только право совещательного голоса, причем в самом тексте конституции (39-я статья) было записано, что первым консулом на 10 лет (!) назначается гражданин Бонапарт, а вторым и третьим - граждане Камбасерес и Лебрен.

Первый консул сам подобрал второго и третьего. Жан-Жак-Режи Камбасерес (1853-1824) был первоклассным законоведом. Наполеон так говорил о нем в 1812 г. одному из самых близких своих соратников, бывшему послу в Петербурге и будущему министру иностранных дел А. О. Л. Коленкуру: «Это человек, всегда дающий дельные советы, и выдающийся юрист . Светлый и справедливый ум . Один из людей, наиболее заслуживающих уважения»[1165]. Герцогиня Л. д’Абрантес (жена генерала А. Жюно) вспоминала о Камбасересе: «Благороден, прямодушен и чрезвычайно благосклонен в обращении; за то все любили его»[1166]. В прошлом якобинец, член и даже президент революционного Конвента, голосовавший за казнь Людовика XVI (т. е. «цареубийца» для роялистов), Камбасерес был по складу характера добросердечен, «очень заботился о своей внешности, носил вычурный парик с локонами в три ряда, пользовался лорнетом, двигался медленно и с достоинством и держал великолепный стол. Он говаривал: “Страна управляется хорошими зваными обедами”»[1167].