Съемка велась откуда-то сверху и из угла, и люди внизу казались маленькими и уродливыми. Наверное, так их видит сверху Господь.

Самое ужасное было то, что это был тот же самый кабинет, в котором Аня с Никитиным были сейчас. Семен Собинов, в помятом пиджаке и в рубашке с расхристанным воротом, сидел в том самом кресле, которое было напротив Ани, а на диванчике наискось от него развалились два молодых парня в черных косоворотках и черных брюках. Это были Петр и Игорь.

— Значит, договорились, — сказал отец, — тридцатка, и ты решаешь вопрос. Все?

— Не понял, — пьяно сказал один из парней, — какой вопрос?

— По Вериге. Все. Больше видеть его не могу. Урод. Он меня достал, ты понял? Тридцать. Я хочу, чтобы к воскресенью. Ты понял? Ты меня понял?

— Понял, — сказал Петр.

Запись оборвалась. Экран пошел снегом. Никитин нажал на «стоп» и осторожно вынул кассету. Аня невольно подняла голову, ища точку, с которой велась запись. Там, куда она глядела, был шкаф, и на шкафу стоял бюст. Настоящий бюст какого-то давно умершего римлянина, с замершей бронзой кудрей и пустыми глазами. Пустыми ли?

Никитин снова поднялся, вынул кассету из видеодвойки и протянул Ане. Пальцы Никитина и Ани на мгновение встретились. Через мгновение Аня выдернула руку. Кассета исчезла в ее сумочке.

— Что это? — спросила Аня.

— Твой отец убил своих партнеров, Аня, а киллеров для него достал Стас. И предусмотрительно записал это на пленку. Этот парень действительно убил Веригина, и он был готов в этом признаться. Отсидеть. В конце концов, не такой это большой срок. Ну дали бы ему семь лет, отсидел бы пять. За те деньги, которые ему Стас обещал…

— Зачем? Зачем все это?

— Затем, что Стас понимал, с кем он имеет дело. С мошенником, который сорвется с любого крючка, если этот крючок не продеть три раза и не запереть на ключ. Твой отец отдал ему долю в бизнесе, треть. То есть сказал, что отдал. А вместо этого постоянно врал, что доля, мол, есть, что она на Кипре, что она — на вот таких-то фирмах. А поскольку фирмы эти были записаны на подставных лиц, а доступ к ним контролировал все равно Собинов, то было совершенно все равно — есть у Стаса эта доля, нет ли. Я не знаю, что случилось потом. Может быть, Стас первым решил проучить твоего отца. Может быть, твой отец решил первым кинуть Стаса. Но только когда твой отец получил деньги, восемьдесят пять лимонов, он решил не отдавать их Стасу. И тогда Стас предъявил ему эту пленку. «Понимаешь, парень, какая проблема, — сказал он, — ты тут, оказывается, моего лучшего друга Веригина убил. Люди раскаялись. Отсидеть готовы. Не хочешь сесть — отдавай деньги». Отец, наверное, готов был отдать двадцать пять. Но Стас решил его раздавить. Или пожадничал. Он забрал все. Все восемьдесят пять миллионов долларов. До копейки. Деньги были переведены. Их получил твой отец. Но потом все, до цента, они ушли на счета Стаса, а твой отец под угрозой отсидки вынужден был подписать договора со мной и расписаться, что к этой сделке он претензий не имеет.

Стас сделал только одну ошибку. Не надо было забирать у Семена все. А он забрал у него все и оставил в живых. И тогда Семен пошел к чекистам.

— И что же он сказал?

— Не знаю. Может, ничего. Может, сказал, что его шантажируют бандиты. Угрожают поддельными пленками.

— И они поверили?

— Генерал Кутятин поверит чему угодно, если в итоге перед ним замаячит восемьдесят пять миллионов долларов.

Аня сидела, обхватив коленки.

— Кто убил моего отца? Стас?

— Стас не убивает без выгоды. У него был абсолютный компромат на твоего отца. Со смертью Собинова этот компромат терял силу. Стасу это было невыгодно.

— А Кутятину?

— Твой отец принес ему идеальную схему, как отобрать у меня собственность. Десять новеньких ТУ-204. Шесть других самолетов. Кстати, они совершенно не обязательно собирались забрать именно самолеты. Они бы меня шантажировали, пока я не заплатил бы или не отдал долю в бизнесе. Схема была замечательная, в ней был только один колоссальный минус. Твой отец. Потому что как только эта пленка оказалась бы обнародована, начался бы страшный скандал. Допустим, чекисты бы защитили отца, но о шантаже меня уже не могло б быть и речи. А как только твоего отца убивали, все становилось сразу замечательно. «Росско» — уже не его компания. Пленка — она обезврежена, кому нужен компромат против мертвеца? И можно делать все то, что предлагал Собинов, только — без него.

Аня зябко поежилась.

— Хорошо, Стас не убивал моего отца. Тогда зачем Стас стрелял в меня на Рублевке?

— Он не стрелял ни в кого. Ни в тебя, ни в Диму Мережко. Это была постановка.

— Что?!

— У Стаса не было выхода. Он сцепился с чекистами. Он не мог ничего не делать, потому что Кутятин разорвал бы его в куски, и он не мог убить Кутятина, потому что после этого ФСБ стерло бы его в порошок. И он подставил им Мережко. Диму Мережко, выпускника Оксфорда, — и сына полковника, под началом которого Стас служил в Афгане.

Разлитое шампанское давно успокоилось: от стенок бокалов отлеплялись последние ленивые пузырьки. Если бы суши подавали горячими, суши бы давно остыли.

— Я не поняла…

— Деньги за самолеты были переведены в латвийский банк, — сказал Никитин. — Это обычная схема. Только латвийские банки дают полную гарантию. Если ты переводишь деньги с Кипра на Кипр, или в Швейцарию, или в Науру, то это всегда будет безнал. А любой безнал можно проследить. Если ты переводишь деньги в латвийский банк, то он просто дальше разбивает эти деньги по счетам подставных фирм и снимает их со счетов в виде наличных. Дальше эти наличные можно снова завести на счет, это не важно. Важно, что цепочка разорвана. Никто не докажет, что деньги, которые сняты по договору со счета фирмы «Пупкин и кот», — это те же деньги, что возникли на счету фирмы «Свиньин и сын». Понятно?

Аня кивнула.

— После покушения Дима Мережко бросился просить защиты у генерала Кутятина. Генерал Кутятин был счастлив. Вместо того чтобы помочь Диме или раскрыть преступление, генерал Кутятин занялся тем, чем люди его круга занимаются обычно — разводкой. Он потребовал у Димы денег за самолеты, угрожая в противном случае продать его Стасу. Полагаю, что Кутятин был очень горд тем, как он круто расколол Диму.

Никитин усмехнулся.

— Вчера генерал Кутятин вместе с Димой Мережко приехал в латвийский банк и открыл счет на имя некоего Константинидиса. Спустя два часа через этот счет прошло транзитом шестьдесят четыре миллиона долларов, а еще спустя час господин Константинидис покинул Ригу.

— Куда?

— Никуда. Кутятин мертв. Они выманили его в Ригу, подождали, пока он откроет счет, и пристрелили. После этого они прогнали через счет деньги и отправили одного из убийц под видом Кутятина во Франкфурт. Теперь Стас прикрыт со всех сторон: где деньги? Кутятин украл. А где Кутятин? Сбежал с деньгами.