— Я уже сказал, — сверкнул глазами Алва, — мне было скучно, потому что не было войны, а сейчас она есть, так что нам есть что обсудить и без гуляющих развалин. Надеюсь, вы понимаете, что наша тактика должна измениться?

— Разумеется, — кивнул Савиньяк, — вы исходите из того, что теперь бириссцы оставят поселян в покое и будут мстить нам и только нам?

— Нет, — засмеялся Рокэ, — я исхожу из того, что мстить будут бириссцам. И я даже знаю, кто.

По обе стороны дороги громоздились прорезанные желтыми и черными промоинами скалы, за которые цеплялись ползучие растения с белыми, словно бы вылепленными из воска цветами. На уступах росли деревья с серебристой корой, они б вполне сошли за сосны, если б у тех вместо иголок выросли маленькие круглые листочки. Вверху, высоко-высоко, золотились облитые солнцем снега, внизу шумел поток, навстречу которому из темной расщелины вырывалась то ли маленькая речка, то ли большой ручей.

Сагранна… Знаменитый пояс Золотых земель! В те года, от которых не осталось ничего, кроме сказок, Саграннский хребет отделял Золотую Империю от некогда грозного Саймурского царства. Теперь по обе стороны гор веруют в одного Создателя, но местные племена упрямо чтят старых богов. Кто барсов, кто орлов, кто козлов.

Ричард не представлял, зачем Рокэ понадобились бакраны, но Проэмперадор сначала отправил к козопасам Клауса с десятком адуанов, а затем отправился сам, предварительно отдав распоряжения остающемуся в Варасте Дьегаррону и стремительно выдвигающимся к Вентозке Вейзелю и Савиньяку. Ричард предпочел бы остаться с братом Арно, но эр взял оруженосца с собой, и теперь юноша усиленно вертел головой, разглядывая места, по которым они проезжали.

Сагранна покоряла, вытесняя из сердца все чувства, кроме восхищения могуществом сил, взметнувших к небесам увенчанные снегами каменные гребни. Мэтр Шабли говорил, что когда-то здешние горы дышали огнем, но теперь драконы мертвы, и пламя уступило место льду. Впрочем, цель Рокэ находилась много ниже кромки снегов. По?лвара, где обитали бакраны, в переводе означало «Пыльная гора», но на самом деле представляло собой мешанину невысоких желто-серых гор и долин, в которых бесновались мутные реки.

Когда отряд Проэмперадора вступил в Полвару, Дик понял, почему это место называется именно так. Мелкая серая пыль скрипела на зубах, лезла в глаза и нос, тучами взмывала вверх при малейшем дуновении ветра. Росшие вдоль дороги жалкие кустики казались серыми, конские копыта глубоко проваливались в похожий на муку порошок, смоляные волосы Рокэ за какие-то полчаса стали совсем седыми, да и все они походили на вооруженных до зубов безумных мельников.

— Любопытное место, — снисходительно заметил Алва, — эти горы, похоже, сложены из очень мягкого камня. Мел, если не хуже. Лично я предпочитаю гранит. И что, наши бедные бакраны вынуждены здесь жить?

— А куда им деваться? — пожал плечами Клаус. — Супротив седунов, жабу их соловей, им не выдюжить, а те велели им жить здесь. Конечно, те, кто посмелее, гоняют стада за Регалону, но баб с детьми держат тут. Правда, повыше пыли меньше будет.

— Не сомневаюсь, — кивнул Алва, — потому что больше не бывает. Представляю, что тут во время дождей творится.

— Тонут, — обрадовал таможенник, — как в болоте. И люди, и козлы. По весне поедешь, как пить дать, на костяк наткнешься. Видите скалу — на мертвую голову похожа, — так мы с папашей покойным на ней неделю ждали, пока просохнет, чуть кобылу мою не сожрали. А сразу за скалой и дорога будет, верней тропа, но проехать очень даже можно. Там нас козлятники и встретят.

— Странное место эта Сагранна, — задумчиво произнес Алва, — почему-то здесь звери больше, чем в других местах. Тушканы эти ваши, дикие петухи, козлы… Говоришь, в холке до пяти бье?

— Около того. Людей запросто таскают.

— Юноша, — в этом блекло-сером месте синие глаза Алвы казались пугающе яркими, — вы не желали бы прокатиться на козле?

— Нет! — Дик выкрикнул раньше, чем подумал.

— Прелестная ортодоксальность Окделлов… Запомните, юноша. Недооценивать козлов опасно, переоценивать барсов глупо. Скоро вы в этом убедитесь.

Дик едва удержался от того, чтоб пожать плечами. Понять Ворона он больше не пытался. Адуан глупо захохотал, поднявшийся ветер взметнул очередной пыльный вихрь, окутавший кавалькаду с головы до ног, откуда-то сверху донесся гнусавый воющий звук.

— Насколько я понимаю, мы на месте, — заметил Алва, — действительно, впечатляет. Ричард, отбросьте ваши предрассудки и взгляните на этих животных, разве они не прекрасны?

Как ни дико это звучало, Ворон был прав. Замершие на скалах всадники на могучих рогатых созданиях, похожих и не похожих на знакомых Дику деревенских козлов, казались таким же порождением гор, как скалы и каменистые осыпи.

— Мой друг Бонифаций посоветовал бы вам, юноша, не судить опрометчиво. — Рокэ выехал вперед и в знак приветствия поднял над головой сцепленные руки. Всадники, которых было около полутора десятков, ответили странным жестом, словно очертили левой рукой круг.

— Нас ждут, — объяснил Клаус, — заночуем в нижней деревне, как раз к закату доберемся, а завтра, жабу их соловей, поднимемся в главное село. Бакна обещал собрать всех старейшин, а он всегда держит слово.

— Эти, на козлах, к нам спустятся?

— Нет, будут провожать поверху и отгонять каменных духов. Монсеньор, — видно было, что таможенник колеблется, — если седуны прознают, что бакраны с нами спознались, их всех вырежут. Подчистую.

— Они, — Алва махнул рукой в сторону бакранов, — это понимают?

— Еще бы.

— И все-таки решились на встречу. Это хорошо.

Хорошо?! А если козопасы их ночью прирежут или выдадут бириссцам? Если целый народ загнали в эту пыль и он это проглотил, значит, он достоин своей участи. Бакраны — трусы, а трусы, чтобы выжить, готовы на все.

— Монсеньор.

— Да, юноша?

— Вы… Вы им верите? Они, чтобы спастись, могут сговориться с бириссцами и нас выдать.

— Закатные твари, — герцог вздохнул, — и это слова Человека Чести! Ричард Окделл, ваши кумиры, чтоб вернуть прошлогодний снег, то бишь времена Раканов, сговорятся хоть с Леворуким. Бакраны, чтоб отсюда выбраться и насолить бириссцам, пойдут еще дальше. Людям, юноша, надо доверять. По крайней мере, когда они ненавидят ваших врагов больше, чем вы сами.