– Да.

– Вы родили ребенка, – прошептала Сага, и мороз прошел у нее по спине: она поняла, что ребенок и есть то неизвестное из Кроличьей норы, о чем говорил Йона.

– Я родила ребенка, – тихо подтвердила Грейс.

– И вы полагаете, что отец – Рекс? – спросила Сага и покачала головой.

– Я знаю, что это он. – Грейс вытерла слезинку. – Но я ничего не сказала маме с папой… я на три недели легла в больницу, сказала, что попала под грузовик. Что я хочу вернуться в Чикаго – и все…

Она снова покачнулась, поднесла руку ко рту и прошептала:

– Я… мне надо отдохнуть.

– Я доведу вас до кровати, – сказала Сага и медленно повела Грейс через комнату.

– Спасибо. – Грейс села на кровать, потом легла на бок и закрыла глаза.

– Вы рожали в одиночестве?

– Когда я поняла, что пришло время, то ушла в хлев, чтобы кровь не текла. – Рассказывая, Грейс устало моргала. – Говорят, это психоз, но для меня все это – реальность… я спряталась, чтобы выжить.

– А ребенок?

– Иногда мама с папой приезжали на выходные, и тогда он оставался один – я прятала его в яслях в хлеву… потому что мне надо было быть дома, сидеть за столом, спать в постели.

Грейс сдвинулась к краю кровати, и цветастая подушка упала на пол. Грейс вяло потянулась в сторону, выдвинула ящик ночного столика, сунула туда руку, закрыла глаза, собираясь с силами, и достала фотографию в рамке; она протянула фотографию Саге.

В объектив щурился молодой человек с бритой головой. На нем был песочного цвета камуфляж, бронежилет, у бедра висел МК-12.

Молодой человек и был неизвестным элементом головоломки.

Сгоревшая на солнце кожа под глазами и на носу.

На рукаве овальная нашивка: черно-желтая с орлом, якорем, трезубцем, кремневым пистолетом и надписью “Seal Team Three”.

Самое современное спецподразделение американского флота. Обучение делает бойцов комбинацией боевого водолаза и парашютиста.

– Это ваш сын?

– Джордан, – прошептала Грейс, не открывая глаз.

– Рекс его знает?

– Что? – выдохнула Грейс и попыталась сесть.

– Он знает, что у вас родился ребенок и он – отец?

– Нет. Этого не должно произойти, – проговорила Грейс; подбородок и губы у нее дрожали так сильно, что ей трудно было говорить. – Ему незачем знать о Джордане, он изнасиловал меня, и это все… Ему нельзя видеть Джордана, видеться с ним… это было бы хуже всего, самое безумное…

Она опустила голову на подушку, закрыла лицо обеими руками и замерла.

– Но что, если Рекса там не было? – сказала Сага, но замолчала, поняв, что Грейс спит.

Сага попыталась разбудить ее, но это оказалось невозможно. Сидя на краю кровати, она посчитала пульс Грейс, прислушалась к ровному дыханию.

Диджей тяжело опустился в одно из стоявших в холле кресел и откинулся затылком на подголовник. Дождь барабанил по окнам и крыше. На столе перед Диджеем лежали три из пяти крупнокалиберных ружей.

Сердце сокращалось слишком активно, и тело электрически дрожало. Горло свело, словно кто-то держал его крепкой хваткой. С каждым ударом сердца придонные течения нарколепсии поднимались чуть выше, стремясь выйти на поверхность.

Диджей уничтожил все телефоны, роутеры и компьютеры в этой гостинице.

Он пытался мыслить стратегически, спрашивал себя, может ли еще как-то подготовиться к операции, но мысли каждый раз рассыпались от странных фантазий.

Диджей собирался прикончить всех в загоне, но из-за внезапной бури успел сладить только с одним из них.

…Он стоял перед глубоким каньоном и смотрел, как сетка дождя затягивает долину.

Через девятнадцать минут Кент Врангель будет вымаливать жизнь, сотню раз произнесет жалкие слова и столько же раз поклянется, что он невиновен.

Диджей ранил его не очень серьезно – просто воткнул охотничий нож в живот над лобковой костью и удерживал дрожащее тело на краю глубокого обрыва.

Он неподвижно стоял, воткнув нож Кенту в живот, и объяснял, почему это происходит.

Кент мелко, прерывисто дышал, кровь из дыры в животе начала стекать по ногам.

Диджей развернул нож острым краем лезвия вверх, и, едва измученный Кент делал малейшую попытку опуститься на землю, нож разрезал его живот дальше вверх.

Под конец Кент страдал от невыносимой боли, одно колено несколько раз подогнулось, и лезвие поднялось до ребер.

Кровь заливала его сапоги и стекала в обрыв.

– А теперь запустим воздушного змея, – сказал Диджей и вытащил нож; посмотрев Кенту в глаза, он обеими руками толкнул его в грудь, с кручи.

…Диджей провел рукой по губам, бросил взгляд в сторону коридора и номеров, посмотрел на столик перед собой и принялся извлекать патроны из ружей. Открыл сумку, стоявшю на полу у его ног, и ссыпал боеприпасы в отделение возле белья.

Пора заканчивать.

Сначала Лоуренс или, может быть, Джеймс, а под конец – Рекс.

Он убьет кого-нибудь одного, а потом разверзнется ад, в коридорах поднимутся крики и беготня.

Но страх никогда не спасал кроликов.

Их паника следует простой схеме.

Чуть дрожащими руками Диджей прикрутил к пистолету глушитель, вставил новый магазин, поставил пистолет на предохранитель и положил назад, в сумку, рядом топориком с короткой рукоятью.

Если они не придут сюда, ему самому придется ходить из номера в номер.

Он вытащил боевой нож из ножен, стер жир с узкого лезвия, изучил режущий край.

Мать забеременела во время изнасилования, но психоз развился только после его, Диджея, рождения.

Ей было всего девятнадцать; как, должно быть, ей было страшно и одиноко.

Диджей не помнил первых лет своей жизни, но знал, что она родила его в одиночестве и скрывала факт его существования. Она прятала сына в хлеву. Его первое воспоминание – он сидит под одеялом, мерзнет и ест фасоль из консервной банки.

Он понятия не имел, сколько ему тогда было лет.

Хаотическое сознание матери стало частью его детской жизни, частью его картины мира.

Бабушка с дедушкой вернулись домой насовсем, только когда дипломатическая служба Лондона Уайта Холланда в Швеции завершилась.

Диджею было почти девять лет, когда дедушка нашел его в хлеву.

К тому времени мальчик говорил на смеси шведского и английского и едва ли понимал, что он – человек.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к новому.