При этом известии все в доме переполошилось и вместе с Лебиком двадцать веселых молодцев гурьбой ворвалась к имениннице. Никогда обе щеки вдовы не получали такого количества поцелуев. Весь день прошел в приготовлениях к грандиозному празднованию дня ангела госпожи Сюрко. Лебик же в сопровождении телохранителей сошел в погреб и указал на лучшие бутылки, стоявшие за охапками дров.

Пока нагружали корзины, лакей воспользовался случаем сунуть в карман склянку, забытую на пустой бочке. Думая, что взял свой чудодейственный наркотик, он прошептал:

– Экое горе, что тут не хватит для всего общества! С каким удовольствием я усыпил бы этих парней!

И, развеселившись, он зажал в руке маленький флакон, не подозревая, что там плещется чистая вода, налитая Ивоном вместо сонного зелья.

Пришел наконец час пирушки, и начались веселые выкрики и бесконечные тосты. Гости пили так много, что языки их еле ворочались, головы отяжелели и глаза смыкались. Всех клонило ко сну и скоро шумная пошатывающаяся ватага дежурных отвела Лебика в его мансарду. Но как ни была она пьяна, гигант превзошел всех! Его пришлось поддерживать впятером, потому что он пил, как и подобает здоровенному геркулесу. Его бросили на постель, как какой-нибудь тюк тряпья, и верзила тотчас захрапел.

Все разбрелись по разным углам.

Тишина водворилась мало-помалу в доме.

Тогда с постели поднялся Лебик, прямо и твердо, без малейшего признака опьянения, и, улыбаясь, пробормотал:

– Они были пьяны в стельку и теперь должны спать мертвецким сном. Никогда мне не представится более удобного случая к бегству с этого ковчега, где я непременно скоро доживу до какой-нибудь пакости.

Как и в первую ночь, он тихо отворил дверь и выглянул в коридор. На этот раз его не встретили насмешливые голоса. В глубокой тишине он добрел до лестницы.

– Я был уверен в этом! Моя постоянная стража вообразила, что я свински нализался и ушел себе спать. А! Как вытянутся завтра их рожи, когда они увидят, что пташка-то улетела! – весело размышлял он, босиком сходя по лестнице, зажав башмаки в руке и, как слон, шлепая по жалобно скрипящим ступеням.

Будущее освобождение так развеселило его, что он даже подтрунивал над собой:

– Как приятно думать, что я не стал канатным плясуном. Право, во мне немного недостает легкости для этого, – говорил он себе при воспоминании об угрозе Ивона повесить его.

Он двигался потихоньку в густом мраке, находясь в безопасности в хорошо известном ему доме.

– Скоро я буду с друзьями, – прошептал он, дойдя до нижнего этажа.

Подняв дверцу подвала, он жалобно вздохнул:

– Какое горе, что у меня нет времени! С каким бы наслаждением я передушил всех поодиночке, этих чумазых, которые целый месяц досаждали мне. Но… будем же надеяться, что придет еще время возмездия.

С этой надеждой он спустился по подвальной лестнице, затворив за собой дверь.

– Гей! – произнес он. – Спокойной ночи, щеголи!.. Молите Бога, чтобы Он не свел вас больше с Лебиком, а то – ух, как плохо придется вам в тот день!

Теперь он был уверен, что его не накроют, и остановился в низу лестницы.

– Здесь, – сказал он, – надо посветить, чтоб заставить играть пружинку.

Он вынул из кармана кремень и трут и высек огня.

С огнем в руке он дошел до второго подвала… но в ту минуту как он входил, его оглушил, как и месяц назад, внезапный крик веселого хора:

– Ага! Это Лебик! Это Барассен! Как любезно, с твоей стороны, что ты пришел к нам! Мы не смели надеяться на такое счастье!..

Лебик сам попал в яму, которую надеялся вырыть другим. Он притворился пьяным, и враги не отстали от него в исполнении этой же роли. Теперь, окруженный со всех сторон, он должен был объяснить, каким образом среди ночи он спускался в погреб, спокойно и проворно, он, отуманенный вином три часа назад. Ивон выжидал случай и нашел его наконец. С первого же слова Бералек догадался, что плут воспользуется праздником и выкинет какую-нибудь штуку. Ивон отдал приказ своим товарищам притвориться, что они попались на удочку.

Два часа они ждали в совершенной темноте прихода Лебика, почти уверенные, что бандит откроет им этот тайный выход – для того ли, чтоб ввести сообщников, или чтоб бежать самому. Успех был полный… кроме одной мелочи. Они думали, что гигант будет двигаться в темноте, а он, против всякого ожидания, высек огонь, который должен был выдать их, если б они сами не окружили беглеца.

Видя, что его поймали, Лебик притворился пьяным. «Ага! Какой счастливый случай! Если б эти идиоты сидели смирно, я открыл бы им тайну!» Гигант не понял, что единственной причиной появления шпионов была свеча в его руках.

– Э-э! – произнес он пьяным голосом. – Нам с гражданам пришла в голову одинаковая мысль.

– А что это за мысль, куманек? – спросил Ивон.

– Соснув маленько, я пробудился с таким пересохшим языком и жаждой в глотке, что сказал самому себе: «Это типун! Не надо запускать болезнь, куры мрут от нее». Мне пришла в голову мысль, что тонкое винцо… свеженькое… не выдохшееся… будет лучшим лекарством против жажды.

– Тогда ты вышел, чтоб продолжать пирушку, совсем один, как настоящий эгоист… вместо того чтоб пригласить и нас? – сказал Сен-Режан, выходя на свет.

– Я вижу, что бесполезно было предупреждать вас, потому что вы опередили меня. Вы как и я: чем больше пьете, тем больше пить хочется… Надо позаботиться об этом, – сказал гигант с громким смехом, прерываемым икотой пьяницы.

– Да, да, Лебик – мастер своего дела! Давай же пить! – крикнула веселая толпа.

Опрокинутые пустые бочки послужили столами, и опять полились рекой добрые старые вина Сюрко. С час бутылки и кувшины менялись с такой быстротой, что дело наконец наскучило весельчакам. Пили только по убеждению. Очевидно, если бы нашелся среди них один, признавший себя побежденным, то примеру его последовало бы все общество.

– Бр-р! – сказал наконец Сен-Режан. – С меня довольно, я иду спать.

Он поднялся в дом. За товарищем постепенно, один за другим, последовала вся компания, и пьяницы бросили свои кружки, чтоб завлиться в постель. Ивон и гигант остались вдвоем.

«О, о! – подумал Лебик. – Мне выпал счастливый случай. Возлюбленного моей гражданки, кажется, совсем разобрало, а мы одни. Если я его убью?.. Тогда могу спокойно бежать».

Во время бахусова заседания плут не пил, а выливал вино на песчаный пол погреба, поэтому и сохранил присутствие духа. По здравому размышлению Лебик отмел мысль об убийстве. Мало того, что он хорошо помнил необыкновенную силу молодого человека, он вдобавок увидел рукоятки двух пистолетов, засунутых за пояс Ивона, когда тот, разгоряченный вином, неожиданно отбросил полу своей куртки.

– Ах! дьявольщина! – пробормотал великан. – Кулак и пистолеты… не надо торопиться… Щеголь еще не так пьян, чтоб можно было пуститься с ним в игру. Подождем, чтоб он совсем осовел.