– Я возьму чертежи и покажу кое-кому.

– Но, Фишер, это работа Джона Эшли.

– Послушай, сестричка, лучше мне такого не говори. Бреку не хватило бы мозгов, чтобы придумать консервный нож. Эти чертежи выполнены с умом. Я возьму их с собой. Может, это реальная собственность – ты же понимаешь, о чем я говорю?

– Фишер, они принадлежат Джону Эшли.

– Стейси, когда мы закончим это дело, он будет трупом. Приговоренные перестают считаться гражданами. У живых ли, у мертвых, у них нет никаких прав.

Фишер часто возвращался в разговорах к собственности Юстейсии. А она была значительна. За прошедшие годы Юстейсии удалось уговорить мужа купить то участок земли в городе, то луг, расположенный на холмах. Тут требовался грамотный деловой подход, потому что Коултаун перестал развиваться, но Юстейсия прекрасно понимала все сложности, связанные с этим. Более того, она настояла, чтобы Брекенридж открыл второй лицевой счет в банке в Форт-Барри, чтобы не давать пищу для разговоров любопытным из Коултауна. Этот поступок, а также ее постоянно менявшиеся элегантные наряды, дали повод считать ее по-настоящему богатой женщиной. Теперь она станет еще обладателем страховки и пенсии.

– Итак, Стейси, у тебя вполне достаточно средств, чтобы безбедно жить и самой, и девочкам, но небольшие поступления от изобретений совсем не помешают. Почему бы тебе не уехать из Коултауна, как только это станет возможно, и не пожить в свое удовольствие?

– Я не уеду отсюда.

– Останешься здесь? В этом забытом Богом месте?

– Не хочу даже слышать об этом: никуда я не уеду.

– А где Джордж?

– Понятия не имею. Для него это норма: по временам незаметно исчезать на неделю-две.

– Джордж всегда был слегка того… если тебя интересует мое мнение.

Юстейсия посмотрела на него пристально и холодно, губы тронула слабая улыбка:

– Не интересует.

В суде она появлялась лишь тогда, когда ее вызывали для дачи показаний. На неделе Ольга Сергеевна несколько раз заходила к ней, чтобы известить о ходе дел на процессе, а вечером в день объявления приговора появилась в «Сент-Китсе» с розой в руке. Юстейсия встретила ее в дверях. Не было сказано ни слова. Ольга Сергеевна перекрестилась, положила розу на столик в холле и вернулась в город. Утром во вторник, 22 июня, Юстейсия с дочерьми пришла на станцию к поезду до Форт-Барри, чтобы ехать на службу в церковь. Мистер Киллигрю пригласил ее к себе, в помещение телеграфа, и спросил:

– Миссис Лансинг; вы уже слышали последние новости?

– Еще кто-нибудь убит или ранен, мистер Киллигрю?

– Нет, мэм, но они обыскивают лес. Мне показалось, вам это будет интересно.

– Спасибо, мистер Киллигрю.

Они продолжили свой путь.

К Юстейсии уже приходили полицейские. Из анонимных писем ей было известно, что ее подозревают в том, что она заплатила огромные деньги за освобождение любовника. Поначалу незваные гости вели себя почтительно, но постепенно их терпение сходило на нет и уже не церемонились. Она же старалась быть им под стать. Ее радовали их визиты: если полицейские приходят, значит объект их заботы все еще жив и на свободе, а следовательно, много еще чего случится, и последуют дальнейшие разоблачения. Такова жизнь – рано или поздно все станет явным.

Она продолжала каждый день появляться в городе, одетая в глубокий траур, который очень ей шел. Юстейсия ухаживала за могилой мужа, но предпочитала посещать кладбище в часы, когда там меньше всего зевак. От Ольги Сергеевны ей стало известно, что Эшли открыли пансион в «Вязах», а София торгует лимонадом на станции. Через Порки она передала им свой подарок. Она все надеялась на встречу с Беатой, пока до нее не дошло, что та решила не выходить в город. Практически каждый день Юстейсия встречала Софи, подчеркнуто тепло приветствовала ее, приглашала на ужин в «Сент-Китс», та благодарила, но отказывалась, объясняя это тем, что нужно помогать матери по дому. Сама Юстейсия так и не открыла ни магазин подарков, ни общественную библиотеку, но все-таки купила скобяную лавку мистера Хикса и устроила в нем для мисс Дубковой ателье «Роскошное дамское платье». Она попросила мисс Дубкову пригласить в качестве помощницы Лили Эшли, но миссис Эшли отказала, заявив, что дочь нужна ей в пансионе.

В январе 1904-го, через год восемь месяцев после исчезновения, Джордж прислал Юстейсии почтовую открытку с изображением заката над Тихим океаном, отправленную из Сан-Франциско:

«Дорогая мамочка, болел. Теперь здоров. Скоро напишу. Получил хорошую работу. Китайская еда вкусная и дешевая. Люблю тебя и девочек. Джорди (Леонид).

P. S. Все, что ты рассказывала нам про океан, правда! Он грандиозный. Je t’embrasse mille fois»[70].

Вечером в «Сент-Китс» заглянула мисс Дубкова, которая тоже получила открытку:

«Высокочтимая леди, я был болен. Уже выздоровел. Здесь познакомился с семьей ваших соотечественников. Постоянно говорим с ними на русском языке. Это рабочие из России. Благодарю вас за проявленную ко мне доброту. С глубочайшим уважением, Леонид».

Обратного адреса не было.

К Пасхе Юстейсия получила четки, вырезанные из моржового бивня, а Фелисите – ярко раскрашенную афишу:

«Труппа Флореллы Томпсон и Каллодена Барнса представляет спектакль «Девушка-шериф из городка Лососевый Водопад» с Леонидом Телье в роли Джека Беверли».

Мисс Дубкова и Энн получили в подарок жадеитовые пуговицы.

Наконец Юстейсии пришло письмо. У него все в порядке. Все прекрасно. Ему устроили просмотры перед театральными антрепренерами с чтением на английском, французском и русском языках и, в конце концов, взяли в труппу. Пьесы кошмарные: Названия что-то вроде «Король опиумной банды» или «Мадж, которая с Клондайка». Он был хорош в роли. Написал пьесу «Малолетний преступник из Гиени», антрепренер ее уже поставил. Пьеса жуткая, но лучшие сцены украдены из «Отверженных» Гюго. Он пришлет свой адрес, когда устроится основательно. Попросил мать держать окно в его спальне приоткрытым хотя бы на дюйм, потому что может вернуться домой в любую ночь и преподнести им сюрприз. Его любовь к ним огромна, как Тихий океан. Внизу стояла подпись: «Джорди (Леонид Телье)».

«P.S. Пожалуйста, передайте мои приветы мистеру Эшли и всем Эшли».

Письмо больше обеспокоило Юстейсию, чем обрадовало, но она не подала виду. «Мы такие, какими нас делает Провидение».

В конце ноября 1904 года Фелисите на улице остановил Джоэл Миллер, соратник и правая рука из благородного племени «могикан», и едва слышно проговорил:

– Фели, у меня для тебя письмо. Веди себя так, будто мы случайно встретились и болтаем о разных пустяках.

– Что за письмо?

– От Джорджа. Он приказал передать его тебе так, чтобы миссис Лансинг