нас.

Всю неделю любовь к мужу пронзала Юстейсию, стоило ей посмотреть на него: небритого, страдавшего, выискивавшего способы сделать ей больно, самым жалким образом зависевшего от нее и отчаянно ее любившего.

– Стейси!

– Да, Брек.

– Ты обратила внимание, какой я сегодня тихий?

– Да, милый. О чем ты думал?

– О каше.

Атмосфера была самой что ни на есть театральной. Пятнадцать центов за билет.

Неожиданно он подался вперед и ткнул в ее сторону пальцем.

– Я понял!

– Что понял?

– Мужчина.

– Какой мужчина, милый?

– Мужчина, с которым ты встречалась в Форт-Барри, – это Джек Эшли.

Она уставилась на него, потом рассмеялась: коротко и горько. Да, пощады ей не дождаться.

– Подумать только: я ведь ничего не замечал – все эти годы! А все было очевидно, как нос у тебя на лице. Я же видел, какие взгляды вы бросали друг на друга. А потом украдкой встречались в «Фармер-отеле» в Форт-Барри. О, Стейси! Я сотни раз видел, как вы сидели рядом за столом, а ваши колени соприкасались. Ты куда?

– Закрыть дверь. Продолжай, Брек, я слушаю. Продолжай!

– Зачем ты закрыла дверь? Здесь жарко.

Юстейсия вздрогнула.

– Боюсь, как-бы кто-нибудь нас не подслушал, например один из членов твоего клуба: придет, ляжет на лужайку и услышит, о чем ты тут разглагольствуешь: мистер Бостуик из Общества взаимопомощи или мистер Доббс из масонской ложи, а может, девочки из салуна на Ривер-роуд, Хэтти или Берил. Я не очень удивлюсь, если этот Лейендекер…

– Они не узнают ничего нового, так что оставь двери открытыми, Стейси!

Юстейсия не собиралась выполнять его требования. Решительно закрыв дверь, она вышла в столовую, потом заглянула в гостиную и в холл. Лансинг что-то схватил с тумбочки и швырнул в стекло в двери, потом еще раз и разбил его. Звук бьющегося стекла показался ей таким оглушительным, что половина Коултауна его услышала. Стоя в холле, она смотрела на лестницу с чувством, похожим на радостное возбуждение. Да, все должно дойти критической точки, откуда возврата нет, прежде чем изменить в лучшую сторону. Юстейсия вернулась в комнату, подошла к кровати и устремила на больного долгий тяжелый взгляд.

– Вы с Джеком годами обманывали меня! Что ты собираешься делать?

– Собираюсь лечь на кушетку и почитать, а уши заткну ватой, так что можешь продолжать нести чушь, Брек. Мне мерзко слышать эти непристойности.

Он не спускал с нее глаз. Не торопясь, Юстейсия вставила в уши ватные тампоны, зажгла над кушеткой газовый светильник, улеглась и открыла книгу.

Это было слишком жестоко: невозможно просто так разорвать связь с ним. Кроме того, это выглядело как месть. Она взглянула на него. Муж продолжал злобно смотреть на нее налитыми кровью глазами. Вид у него был как у побитой собаки. Не отводя взгляда, она медленно вынула вату из ушей и услышала:

– Вы с Джеком годами обманывали меня.

– Подожди! Подожди минутку, Брек. Несколько недель назад ты сказал, что любишь меня.

– Да, сказал. Но тогда я не знал… был слеп. Готов поклясться, что и Бети все известно и она наверняка ненавидит тебя.

– О, Брек! А говорил, что любишь меня.

– Тебя любит он – утешься этим! Тебя любит Джек.

Ее глаза метнулись к дверям. Муж опять сделал паузу: актер явно готовился к главной сцене. И не обманул ее ожиданий, когда тихо произнес:

– Я его убью.

– Что? Что ты сказал?

– Я убью Джека Эшли, даже если это будет последним, что мне удастся сделать в жизни.

– Дорогой Брек, прекрати говорить глупости!

– Любое жюри в стране оправдает меня. И знаешь почему? Знаешь? Потому что вы с ним отравили меня. Я не болен. Я просто страдаю от отравления!

– О, Брек!

– Корица! Мускатный орех и изюм! Куда ты пошла?

– Я позову Джорджа.

– Зачем?

– Отправлю его за миссис Хаузерман. После этих слов пусть она сидит с тобой ночами напролет и слушает твои бредни, а также готовит тебе, чтобы не боялся есть. А я тебе больше не нужна.

Юстейсия вышла из комнаты, а поднимаясь по лестнице, слышала, как муж зовет ее. Дойдя до комнаты сына, она постучала в дверь, но не получила ответа и вошла. В комнате никого не было, и она направилась в ванную, намочила лоб холодной водой и, вымыв руки, сказала себе: «Все, хватит! Больше нет сил!» Потом рухнула на колени и прижалась лбом к линолеуму:

– «Dieu! Dieu! Nous sommes de pauvres creatures. Aide-nous!»[68]

Когда Юстейсия спустилась вниз, в холле ее ждал сын.

– Джордж, ты все слышал?

Сын не ответил: его взгляд был устремлен куда-то поверх ее плеча.

– Отвечай!

– Он разбил стекло в двери. Чем он в тебя кинул?

– Стейси! С кем ты там разговариваешь? – раздался вопль.

– Ничем. Меня даже в комнате не было в тот момент. Он очень серьезно болен, так что не обращай внимания на его слова.

– Стейси! Ответь сейчас же!

– Я говорю с Джорджем, Брек.

– Не отправляй его за миссис Хаузерман.

Юстейсия понизила голос и торопливо заговорила:

– Джордж, Фелисите сказала, что ты хочешь уехать отсюда на некоторое время. Я думаю, это правильно. – Она вытащила из кармана парчовый кошелечек и положила ему на ладонь. – Здесь сорок долларов. Уезжай прямо завтра утром. Пиши мне, дорогой, обязательно пиши: обо всем.

Юстейсия порывисто обняла сына и поцеловала:

– Мое сокровище! Мое любимое сокровище!

Пронзительно зазвенел колокольчик.

– Стейси! Я съем это. Вернись. Я это съем. Джордж! Джордж!

– Да, папа.

– Зайди ко мне.

Сын с матерью зашел в комнату больного.

– Не вздумай пойти к миссис Хаузерман. Ты меня слышишь?

– Да, папа.

– Но у меня есть для тебя поручение. Утром сходи к мистеру Эшли и пригласи его пострелять вечером в воскресенье, то есть сегодня вечером. Скажи, что мне лучше, а еще передай, что я хочу видеть его вместе с семьей.

– Дети не смогут прийти, папа: в пять часов Эпвортская лига устраивает пикник.

– Ладно, тогда пусть приходит с миссис Эшли.

– Да, папа.

– Ты с девочками тоже идешь на пикник?

– Да.

– Вы же католики.

– Роджер – президент, и они с Лили пригласили нас. Мама и Фелисите наготовили кучу бутербродов и кексов.

– Хорошо, иди.

Все это время Джордж наблюдал за отцом с отстраненным выражением на лице, а теперь подошел к тумбочке возле его кровати, взял оловянную миску с кашей, переправил в рот все ее содержимое, затем, не поднимая глаз, вышел из комнаты. Оцепенев, Лансинг смотрел ему вслед. Юстейсии стоило огромного труда подавить в себе дикое желание расхохотаться – если начнет, не остановится. Прямо дневной