Может, уже и случается, начиная с 2007 года. Это утверждение не делает меня гением в области прогнозов. Я, например, несколько раз предсказывал, что Chicago Cubs победят в играх Мировой серии. Но это и впрямь доказывает, что мы пока еще не сумели поставить себе на службу бизнес-цикл – чередование экономических приливов и отливов, приводящее к периодическим спадам экономической активности. Мы радовались, что уже приручили его, как вдруг разразился финансовый кризис, который чуть не сбил нас с ног. И эти резкие колебания в экономике сопряжены с множеством невинных жертв.

Бен Бернанке и ФРС, судя по всему, многое сделали правильно. А что же они сделали неправильно, о чем мы пока не знаем? Помните, Алана Гринспена какое-то время все считали гением, ведь он держал инфляцию под строгим контролем? А потом, когда свободные деньги надули огромные «пузыри» активов, он перестал им быть.

Существует также сложная проблема регулирования. Несмотря на то что на эту тему ведутся бурные дискуссии, мы ни на йоту не приблизились к решению. Как мы управляем «систематическим риском» в условиях взаимозависимой финансовой системы? Железный закон капитализма гласит, что компании, потерпевшие крах, должны были его потерпеть. Именно так мы восприняли банкротство Lehman Brothers, но, разорившись, он чуть не потянул нас всех за собой. Глобальная финансовая система не вписывается в хрестоматийную модель, в которой сильные компании в периоды кризиса процветают, а слабые терпят неудачу; она больше похожа на группу альпинистов, стоящих в связке на самом краю пропасти. Как же нам сделать так, чтобы рынок наказывал нарушителей правил без того, чтобы все остальные летели в тартарары вместе с ними?

Как через сорок лет будут восприниматься «африканские тигры» – как представители дикой природой или как новая история успеха экономического развития? Попробуйте сделать следующее: втолковать ребенку лет восьми-девяти, почему одна часть нашего мира живет комфортно, даже роскошно, тогда как миллионы людей в других уголках нашей планеты умирают от голода, а миллиарды едва выживают. В какой-то момент вы сами поймете, что ваше объяснение звучит не слишком убедительно. Очевидно, у нас нет верного способа для обеспечения экономического развития бедных стран. Но у нас пока нет такого способа и для лечения онкологических заболеваний, и это не значит, что мы отказались от поисков такого лекарства. Станет ли наш мир значительно богаче в 2050 году? Ответ на этот вопрос пока не ясен. Можно представить себе развитие событий по восточноазиатскому сценарию, согласно которому страны за считаные десятилетия в корне преобразуют самих себя, или вообразить сценарий африканских стран, расположенных к югу от Сахары: здесь из десятилетия в десятилетие не наблюдается существенных достижений на ниве экономического роста. Первый вырвет миллиарды людей из нищеты и страданий, второй, понятное дело, этого не сделает.

Когда мы думаем о том, будут ли бедные страны через сорок лет по-прежнему бедны, ответ на этот вопрос кажется далеким и абстрактным, как расположение звезд на небе и их влияние на нашу жизнь. Но если поделить этот вопрос на составляющие – спрашивать о конкретных вещах, которые, как нам уже известно, отличают богатые страны от бедных, – начинает казаться, что проблему глобальной нищеты можно решить. Создадут ли правительства развивающихся стран институты для поддержания рыночной экономики? Станут ли они развивать экспортные отрасли, чтобы вырваться из ловушки сельскохозяйственного производства, обеспечивающего только прожиточный минимум? Откроют ли США свой огромный рынок для этих продуктов? Начнут ли богатые страны использовать технологии и ресурсы для борьбы с заболеваниями, опустошающими развивающиеся страны, в частности со СПИДом? Появится ли у индийской деревенской семьи, в которой в ближайшие десятилетия родится девочка, стимул вкладывать средства в развитие ее человеческого капитала?

Приведут ли Штаты в порядок свою налогово-бюджетную политику? США – крупнейший в мире должник. Мы задолжали китайским держателям облигаций больше триллиона долларов. В последнее десятилетие нам пришлось много одалживать, чтобы оплатить свои счета. И особенно отрезвляюще на нас действует тот факт, что некоторые из наших самых существенных государственных расходов еще впереди; их время придет тогда, когда поколение беби-бумеров выйдет на пенсию и начнет требовать все причитающиеся им льготы и пособия в рамках систем социального и медицинского страхования. «Дивиденды от мира», то есть высвободившиеся в результате сокращения гонки вооружений в конце холодной войны, продержались минут 45, не более, так что в ближайшем будущем мы, судя по всему, обречены на большие расходы на оборону. С цифрами не поспоришь: все разумные расчеты, попадавшиеся мне на глаза, подтверждают, что нашу налогово-бюджетную политику ждут большие потрясения.

Так что же нам с этим делать? К такой мере, как повышение налогов, у американского общества выработалось не просто отвращение, а явная враждебность. Было бы замечательно, если бы мы были готовы урезать правительство до размера, который могли бы финансировать. Но мы пока не сделали и этого.

Задумайтесь над тем, что все это значит. Двигаясь вперед, мы так или иначе должны довольно сильно увеличить доходы, чтобы, во-первых, иметь возможность оплачивать работу любого выбираемого нами правительства, что сегодня делается не в полной мере; во-вторых, оплатить проценты, накопленные по всем прошлым счетам; и в-третьих, оплатить новые расходы, связанные со старением нашего населения и дорогостоящими компенсационными обещаниями. Для всего этого потребуется серьезное политическое лидерство и безусловное признание американцами того, что наш статус-кво больше нежизнеспособен. Саймон Джонсон, бывший главный экономист Международного валютного фонда, накопивший огромный опыт борьбы с финансовыми кризисами, отметил, что «чрезмерное заимствование всегда заканчивается скверно, независимо от того, кто занимает: человек, компания или страна»[274]. В первое десятилетие нового тысячелетия весьма активно и много заимствовали все трое: и американские потребители, и финансовые учреждения, и правительство США. Сегодня двое из них уже заплатили за это огромную цену. Куда же теперь ударит молния?

Это всего лишь мои вопросы о нашем с вами будущем. И я очень надеюсь, что к этому моменту у вас, моего читателя, возникли и другие, собственные вопросы. Самое любопытное в экономике то, что, как только вы знакомитесь с действительно важными, большими идеями, они тут же начинают проявляться буквально повсюду. С этим связан и печальный парадокс базового курса «Экономика 101»: студенты зевают на скучных лекциях, в то время как экономика кипит и бурлит буквально во всем, что происходит вокруг них. Экономическая наука позволяет нам лучше понять такие главные концепции, как богатство, бедность, гендерные отношения, окружающая среда, дискриминация, политика и многие другие, кроме тех, что мы обсудили в этой книге. Ну разве может быть все это неинтересно?

Довести этот проект до победного конца мне помогли несколько «волн» людей; почти как участники в эстафете, каждая из этих «волн» на каждом очередном этапе все больше приближала меня к финишной черте. На самом первом этапе Тиффани Ричардс чрезвычайно мощно повлияла на меня своей убежденностью в том, что для понятной и доступной книги по экономике рынок уже существует и ждет. Именно благодаря ее непоколебимой вере в это книга в свое время сделала первый шаг от линии старта. А Табита Гриффин привела наш проект в издательскую компанию W. W. Norton, за что я буду вечно ей благодарен.