Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ладно, это все фигня, можно пережить. Но в той же самой глубине души Андрей был закоренелым консерватором. Ясное дело, он обожал всякие новомодные гаджеты и девайсы, причем чем круче, тем лучше. Но он хотел, чтобы в его маленьком домашнем мирке ничего не менялось.
Вот зачем, например, прогнали Лёку? Ну, не прогнали, конечно, но мама ее зачем-то уговорила пойти на курсы поваров. И теперь Лёка работает вторым поваром в каком-то дурацком ресторане. А у них новая домработница, и Андрею она ужасно не нравится. Заставляет его есть рыбу, а он рыбу терпеть не может. Его от одного запаха мутит. Почему нельзя было оставить Лёку?
Да, он решительно уверен: пусть все остается как есть. «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет мама». Это бабушка когда-то учила его петь такую песню, и — надо же! — запомнил.
А тут предки вдруг ломанулись в Сочи. Нет, заиметь дом в Сочи — это клево, тут и спорить не о чем. В Сочи крутая тусовка. Но Андрей не забыл папин рассказ о сочинской тете «Миледи». В позапрошлом году был какой-то переполох… Правда, папа тогда сказал, что сочинская тетя тут ни при чем, но почему-то Андрей ему не поверил. Не совсем поверил.
— А тетя тоже в Сочи живет? — не выдержал он и тут же прикусил язык.
— Какая тетя? — насторожилась Вера.
Вот блин, выдал отца. Папа же тогда просил маме не говорить!
Андрей, набычившись, промолчал. Вера перевела удивленный взгляд с сына на мужа и обратно. Николай шутливо сгреб в охапку их обоих.
— Ладно, проехали. Мы ужинать будем? Я голоден, как стая волков.
Он отпустил их и сделал вид, что хочет съесть сестренку Наташку. Схватил ее, подкинул… Она запищала, но весело: дотумкала мелкой своей башочкой, что это шутка.
После ужина Андрей молча потянул отца за рукав. Они вышли на веранду позади дома. Классно было бы закурить, солидно так, по-мужски, но папа не курит. «Завязал».
Андрей тоже пока не курит. Попробовал разок. Само собой, не при ребятах, что он, дурак, что ли? Стащил сигарету и попробовал, когда никто его не видел. И его так повело… Чуть не вырвало. Язык щипало, он потом еще долго отплевывался, как верблюд. Но предкам об этом знать не обязательно.
— Прости, пап, я нечаянно проболтался.
— Да ладно, не бери в голову. Я маме сам скажу. А насчет тети… Да, она там живет, но не в нашем доме. Мы ее даже видели, она к нам в гостиницу приходила. Забудь, она ни капельки не клевая. Как говорили в мое время, не фонтан. А вот ты опять курил. Только не надо врать, я же чувствую.
Вечно эти взрослые достанут!
— Да не курил я! С ребятами тусовался. Это они курили.
— А ты ни-ни? — насмешливо спросил Николай и вдруг заговорил горячо и страстно: — Андрюша, я тебя очень прошу, не кури. Я вот бросил, и ничего. Конечно, тебе сейчас кажется, что беречь здоровье — это не круто…
— Точно! — кивнул Андрей. — Беречь здоровье — это для ламеров.
— Ламеров? — переспросил Николай.
— Ну, для слабаков, — снизошел до него сын. — Все крутые ребята курят.
— Думаешь, начнешь курить и ты уже крут? Нет, — покачал головой Николай. — Вот ты попробуй не курить, когда все кругом курят, — вот это круто! Не пей, не нюхай всякую дрянь, не бери в рот никаких «колес», если будут предлагать… Пусть дразнят слабаком, ламером, терпи! Хочешь быть крутым — умей быть не таким, как все.
Ну что с предков взять?! Не въезжают.
— Какой смысл, раз все считают тебя ламером? — пробурчал сын.
— Давай возьмем, к примеру, Юламей Королеву, — хитро прищурился отец.
Это был расчетливо жестокий удар. На Юламей Королеву Андрей смотрел, как Илья Ильич на него самого, — с обожанием. Юламей Королева была папиной ученицей: он готовил ее в РАТИ, и она поступила. Иногда папа занимался с ней дома, она и на дачу не раз приезжала. Андрей, как ее увидел, ходил в тумане.
Он не строил иллюзий: Юламей на шесть лет старше, крутая жутко, на машине гоняет, как Шумахер, в стриптизе выступала, бандитского пахана положила, он для нее — малявка вроде Наташки. Кстати, Юламей — вот они все прямо как сговорились, эти взрослые! — уделяла Наташке куда больше внимания, чем ему.
Когда они с папой репетировали, Андрею разрешалось присутствовать, чтобы Юламей привыкала к зрителям. Она привыкла к зрителям сто лет назад: работала с папой, а его совершенно не замечала. Скользила глазами мимо и лишь кивала, милостиво улыбаясь, когда он потом говорил, что у нее выходит суперски.
Взгляд у Юламей особый, невидящий. Суперкрутой! Андрей пытался выработать у себя такой взгляд, но у него ничего не вышло. Налетел пару раз лбом на дверной косяк и бросил.
Словом, Юламей Королева была девушкой его мечты. Но Андрей надеялся, что никто, кроме него самого, об этом не догадывается. И вот — папа о ней заговорил.
— Ну? — мрачно спросил сын.
— Она, по-твоему, крутая?
— Ну… в общем… да.
— А она не курит. И никогда не курила. Вот и бери с нее пример.
Умеют же взрослые кайф портить! Лучший способ заставить человека возненавидеть другого человека — это привести того в пример. Конечно, Андрей не будет ненавидеть Юламей Королеву, но и того кайфа уже не будет. К тому же она недавно замуж вышла, а это, по его понятиям, не клево.
— Ты, — сжалился над сыном Николай, — лучше зубочистку возьми. Зажми в зубах и так… исподлобья… тухлым глазом… Все сразу отпадут.
— Думаешь? — с сомнением покосился на него сын.
— Стопудово. Я ж все-таки режиссер, кое-что соображаю. Про курево никто и не вспомнит. Сразу просекут, что в гробу ты их всех видал с их куревом.
Хорошо все-таки, когда папа — крутой режиссер!
Вера тем временем искупала и уложила дочку. Рассказала сказку, а когда девочка заснула, подошла к окну. Под окном на веранде стояли ее мужчины. Никандр. Вера сразу поняла: у них трудный разговор. Коля рассказал Андрейке о Лоре…
Ну и ладно. Вот Шайтан вышел на веранду: вся мужская компания в сборе. Значит, дверь не закрыли, комаров налетит полон дом… Ну что ты с ними будешь делать?
А может, это оно и есть — семейное счастье? Как город Иерусалим: вроде бы вот он — и в то же время маячит где-то впереди, разбросанный, как хлеб, на зеленых холмах. Надо будет к зиме кормушки для птиц в саду повесить…
КОНЕЦ