После отъезда Фрэнка Минни сообщила Джо о своих планах: мать умерла, и, может быть, им с Лоис лучше переехать в Сидар-Фолс, чтобы она наконец выучилась на преподавателя и сделала что-нибудь со своей жизнью. Лоис осталось два года до окончания школы – она могла бы провести их в такой школе, где никто ничего не знает о них, или об их отце, или об их матери. Это пошло бы на пользу им обеим. Лучше смириться с тем, что они теперь сами по себе. Джо знал, что Роланд Фредерик не склонен к насилию, однако непредсказуем. Он ушел бог знает куда, но всегда мог снова объявиться.

Все это было очень хорошо, и он был такой хороший, такой, черт возьми, хороший, что просто сказал:

– Так ты и должна поступить, Минни. По-моему, это замечательная идея.

До Сидар-Фолс сколько, шестьдесят-семьдесят миль? Он не мог ездить на такое расстояние, ведь дома его ждали Бетти и Буп, Пеппер и Бустер, Ини, Мини, Майни и Мо.

В конце концов Артур подыскал Фрэнку государственную работу, но не в Вашингтоне, а в Огайо, неподалеку от Дэйтона. На этой работе Фрэнк обнаружил, что не он один гадал, почему немецкая армия была настолько хороша. В его обязанности в Огайо входило чтение документов – тысячи и тысячи листов, тонны и тонны бумаг, открытых, найденных, обнаруженных союзниками по всей Германии в последние два года войны. Его даже ждал сюрприз: отряд из его родной Седьмой армии вышел из Берхтесгадена, наверное, даже в тот самый день, когда Рубен нашел пуговицу с ложкой, и направился в пещеру неподалеку – ту самую пещеру, где Гиммлер хранил все свои бумаги и вход в которую он взорвал перед самым концом войны. Из найденных в той пещере документов больше всего обсуждали эксперименты с замораживанием людей. Если погрузить человека в ледяную воду, через сколько времени его уже нельзя будет оживить? Судя по всему, от часа до двух. Ученые анализировали все показатели умирающих подопытных: температуру, кровь, мочу, пульс. Насколько Фрэнк понял, некоторых успешно оживили, погрузив в горячую воду.

Но его заинтересовали не те документы, в которых говорилось, как сделать сыр за девяносто минут, или о воздействии «ионизированного воздуха», или как утеплить вискозу, гофрируя нити. Он проявил некоторый интерес к веществу под названием «Перистон», очевидно, являвшемуся искусственной кровью, и к тому, что немецкие подлодки так хорошо контролировали тепло, что могли плавать несколько месяцев, не поднимаясь на поверхность за питьевой водой. Больше всего его привлек инфракрасный оружейный прицел с дальностью три километра в темноте. Фрэнк сразу ощутил, что его разглядывали в такой прицел, может, даже не один раз, и он был флуоресцентной картинкой на крошечном экране. Оказалось, что морпехи на Тихом океане тоже применяли эту штуку после того, как ее конфисковали у немцев, но Фрэнк ничего об этом не слышал.

На войне Фрэнк неплохо выучился говорить по-немецки, но ему приходилось прилагать большие усилия, чтобы читать бумаги, и дело продвигалось медленно. Впрочем, некоторое время он в основном сортировал их и убирал в ящики. По крайней мере, он знал, где заканчивается одна стопка и начинается другая. Перевели уже достаточно; поразительно, сколько интересного обнаружили, однако оставалось перебрать еще великое множество бумаг. Различные американские компании ждали результатов; было обещано, что все найденное будет опубликовано и окажется в открытом доступе. Каждый вечер, когда Фрэнк покидал огромное здание – бывший ангар для самолетов – и шел к машине, он видел целые толпы людей, прочитавших еженедельный перечень патентов и процедур и вставших в очередь, чтобы купить документы или заказать те, что еще не были напечатаны.

Ничем иным Дэйтон не отличался от Ашертона, и Фрэнку там было скучно. Поэтому примерно раз в месяц он ездил в Вашингтон на своей новой машине «Студебекер Чемпион» – если ехать ночью, можно было добраться часов за шесть-семь. Артур и Лиллиан развлекали его – с Артуром на самом деле было весело, а Лиллиан забавляла его тем, что была так довольна и Артуром и Тимми. Розанна и даже Уолтер (который приехал в сентябре) говорили, что Тимми – точная копия самого Фрэнка. Иногда Фрэнк присаживался на корточки возле манежа и присматривался к Тимми. Из собственного детства он отчетливее всего помнил переплетение веревок под кроватью Уолтера и Розанны, ощущение темного, тесного пространства, которое напоминало безопасную лисью нору и освобождало его от всех открытых мест на ферме – не только двора, но и окон и дверей. Он мог лежать под кроватью и, расслабившись, глядеть на сплетенные веревки и тиковую ткань матраса. Почему-то ему нечасто разрешали это делать – он не помнил почему. В остальном его детство сводилось ко всякого рода запретам: не трогай это, слезь оттуда, не подходи к корове сзади, не давай Джейку наступить тебе на ногу, поаккуратнее на лестнице, берегись люка, не подходи к сеялке, держись от этого подальше, а если попадешь в грозу, ляг в канаву, да, при сильном ветре уборная может упасть, и остерегайся колючек шелковицы. Только под кроватью он дышал глубоко и тихо и чувствовал себя в безопасности. Он протягивал Тимми указательные пальцы, и Тимми хватался за них и подтягивался вверх, а потом, усевшись и держась за пальцы Фрэнка, начинал радостно покрикивать и смеяться.

1947

Когда Лиллиан написала Розанне, что снова беременна, Розанна ответила, что это оттого, что Лиллиан кормила из бутылочки, а не грудью. Ее это немного удивило. В больнице, вручив ей бутылочку и показав, как давать малышу Тимми молочную смесь, про это ничего не сказали. Ей также не сказали, что в смесь нужно добавлять сахар, чтобы кишечный тракт правильно работал. Об этом Лиллиан даже не стала говорить Розанне, но в том, чтобы растить Тимми в квартире, а не на ферме, было несомненное преимущество: она могла делать все так, как ей хотелось. Она с ночи стерилизовала восемь бутылочек, которые понадобятся на следующий день, и держала их в закрытом контейнере на газовой плите всю ночь. Утром