десять исходил всю ферму вдоль и поперек, а когда Розанна спросила его, зачем он это делает, только провел руками по волосам и сказал:

– Привык, наверное. Уже не могу сидеть сиднем, даже когда двигаться бессмысленно.

– А почему бы тебе не достать твой старый велосипед?

– Хорошая мысль. – Но он не стал этого делать.

Он не ложился допоздна, слушая радио на маленькой громкости, и рано вставал. Уолтер помнил, что когда сам вернулся из Франции, то вел себя так же, и это продолжалось месяцев шесть.

– Меня не было год. Фрэнка не было четыре, так что у него это, наверное, продлится два года.

– Он, кажется, не пьет, – заметила Розанна.

– Не пьет.

– Точно?

– Ну, матушка, я за ним не слежу. Солдаты пьют. Для них это обычное дело. Достойная, хорошо организованная армия выдает им алкоголь, как в Британии.

– Ох, ради всего святого, Уолтер!

– Ну, а чем мы, по-твоему, занимались в свободное время во Франции? Большинство из нас умели делать перегонный куб, и у нас было полно вина, которое нужно было превратить в бренди.

– По-моему, с ним произошло нечто пострашнее, чем с тобой.

– Розанна, – сказал Уолтер, – я тоже так думаю.

Они переглянулись, но что тут скажешь? Они не могли знать, что творится у Фрэнки в душе, да они никогда этого и не знали. Но Уолтер ответил на письмо Лиллиан, в котором она сообщала, что встречалась с Фрэнки в Вашингтоне. Потом Лиллиан написала еще раз, и Уолтер сказал Розанне:

– Наверное, пора тебе вязать детское одеяльце.

И в тот самый вечер Розанна вытащила розовое с голубым и желтым полотно жемчужной вязки, над которым трудилась, и Уолтер увидел, что оно уже наполовину готово. Он промолчал. А Розанна рассчитала, что если ребенок должен родиться в июле, то она как раз могла бы съездить на поезде в Вашингтон, а на ферме в это время будет тихо, поэтому Уолтер тоже мог бы надеть хорошие ботинки и рубашку и поехать вместе с ней. Они когда-нибудь видели Белый дом? Нет, не видели. И океан тоже. Застряли на ферме, как два поросенка в свинарнике. Ярмарка штата – это, конечно, замечательно, но не это должно быть последним, что ты увидишь в жизни. Поначалу люди вроде Элоизы, Фрэнка и Лиллиан кажутся беглецами, но постепенно осознаешь, что они на самом деле исследователи.

Джо почти не виделся с Фрэнком, когда тот был дома, и оправдывал это тем, что подошло время сева. Как-то раз Фрэнк помог ему на поле Фредерика, которое теперь занимало сотню акров и было плоским, как доска. Потом Джо подумал, что, наверное, зря он на это согласился. Он видел, как Минни наблюдает из окна за трактором, сначала внизу, потом наверху. Дважды она подходила, чтобы посидеть с Фрэнком. Каждый раз, как он что-нибудь говорил, она улыбалась, а когда, здороваясь, Фрэнк поцеловал ее в обе щеки, слегка покраснела. Джо знал совсем другую Минни – его Минни была практичной и приземленной, всегда была рада его видеть, но если он пытался обнять ее, она ускользала, словно рыбка в пруду. Она всегда говорила: «Это не для меня, Джо. Не знаю почему», – и он верил, что, если она передумает, он будет первым в очереди. Но он не был первым.

Однажды, когда Джо культивировал это поле и зашел в дом, чтобы наполнить бутылку с водой и снова смочить бандану, которую надевал под шляпу, Лоис спросила:

– Так… объясни мне кое-что. Почему все прямо-таки кидаются в ноги твоему брату Фрэнку?

– Ну, он участвовал в нескольких довольно крупных сражениях.

– Да, но дело не в этом. Все говорят, что дело в этом. Но потом добавляют: «О, Фрэнк. Я всегда знала, что он далеко пойдет».

– Минни так говорит.

– И все остальные тоже. Он похож на Генри Фонду, он такой высокий и сильный. Раньше он был блондином, но так ему даже лучше. – Она довольно умело подражала Минни. – Лично я этого не вижу. По-моему, он несколько жутковатый. Ты мне нравишься больше. Ты хороший.

– Ну, меня ты знаешь.

– Ты правда хороший, – настаивала она. – Ты каждый день нам помогаешь, и лично я это знаю.

– Ну, наверное, я просто не могу иначе, – сказал Джо.

– Говоришь так, будто это недостаток.

Ночью, лежа в постели, Джо задумался над тем, правда ли то, что он помогал Минни и Лоис, казалось ему недостатком. На противоположном конце комнаты развалилась его колли Нат, на подстилке, которую Джо сделал ей из старого покрывала, а в гостиной спали кошки на своих обычных местах – Пеппер на стуле возле окна, а Бустер на радиаторе. В старом амбаре он, последний в районе, по-прежнему держал двух дойных коров, Бетти и Буп. Когда они приносили потомство, он продавал телят на мясо, но прежде давал им имена и оставлял их жить с Бетти и Буп, пока им не исполнялось несколько месяцев. Пару родившихся в этом году он назвал Гарри и Билл, хотя Билл была телкой. В клетке он держал четырех кроликов – Ини, Мини, Майни и Мо, – хотя они ему были ни к чему. Розанна спрашивала: «А слепням ты тоже даешь имена?», а Уолтер всегда качал головой – если давать имена животным, которых сам потом должен будешь убить, это непременно приведет к трагедии. Розанну особенно возмущало, что он пускает кошек в дом, а ведь она даже не знала, что Джо позволял им ходить по кухонному столу и стойке. Его случай уже такой же тяжелый, как у Рольфа? Чем занимался Рольф в этом доме, что свидетельствовало бы о том,