Каждый вечер в шесть часов она слышала, как он взбегает по лестнице, а потом он резко открывал дверь и обнимал ее. Он гладил ее по животу и целовал не в губы, а в шею, с обеих сторон, и ей было щекотно и весело. А потом, пока она накрывала на стол, он сидел на своем месте и рассказывал ей, как прошел день на работе. К ним в окно влетели две птицы, и Артуру поручили выгнать их, поэтому открыли все окна, и Артур бегал по офису со шляпой, а потом – вот чудеса! – он понял, что птицы разговаривают и им есть что сказать. Как ни странно, говорили они с французским акцентом, хотя это были английские воробьи – прелестного голубого цвета с раздвоенными хвостами, – и как только Артур дал понять, что готов их слушать, они устроились у него на плечах. И пока он сидел у себя за столом, они рассказали ему обо всем, что повидали. Все это было очень важно, но, к сожалению, только для птиц: популяция комаров обильная, но сами насекомые такие мелкие, что их едва ли стоит есть; в Виргинии был хороший урожай слепней, но всех птиц в стае потом немножко мутило; мухи, вьющиеся возле продуктовых магазинов, бывают весьма вкусны; и так далее. К этому времени Лиллиан уже смеялась, а Артур продолжал с серьезным видом:

– Я думал, они прилетели ко мне – ко мне, Артуру, – с полезной для меня информацией, но они вели себя, словно пара болтушек в автобусе, все болтали и болтали.

Лиллиан ему подыграла:

– А как же ты их выпроводил?

– Ну, я просто указал им на дверь и сказал, что внешность – это не все и пускай возвращаются, когда у них будет что-нибудь стоящее моего времени.

После ужина он помогал ей мыть посуду. Он пел песни, например «Горнист буги-вуги» и «Скажут, что мы влюблены», и просил ее подпевать. Когда они слушали радио или он читал книгу или газеты, а она листала журнал, ему нравилось класть голову ей на колени или прижимать ее к себе. Перед сном, независимо от того, шел на улице дождь или нет, он надевал на нее пальто и выводил на улицу, и они гуляли в обе стороны, «чтобы тебя не перекосило», а потом начинали зевать. В постели он прижимал ее к себе и обнимал, пока она не засыпала. Хорошо, что за прошедшие годы она спала со множеством кукол и привыкла делить кровать.

Но где он вырос? В Новой Англии. Чем он занимается весь день? Это так скучно, я засну, если стану рассказывать. Кто звонил? Ты его не знаешь, дорогая. Не хотел ли он пригласить в гости кого-нибудь кроме отца или сходить к кому-нибудь? Поблизости из знакомых никого нет. Он не обижался на ее вопросы, просто вел себя так, будто на них невозможно ответить, а ее жизнь в любом случае гораздо интереснее, чем его. Лишь когда Фрэнки (Фрэнк!) заглянул к ним по пути домой из Европы, она на мгновение увидела другого Артура.

Этот Артур был жестче, чем тот, которого знала она. Она заметила это, как только он открыл дверь.

На пороге стоял Фрэнк. Он стал шире в плечах, волосы и глаза потемнели, а черты лица стали резче. Теперь при взгляде на него уже не скажешь, что он «милый». Он двигался все с той же грацией и улыбался столь же ослепительно, но делал это иначе – более осторожно, более внезапно. Он явно произвел на Артура сильное впечатление, хотя Лиллиан не раз рассказывала ему, что Фрэнк выглядит впечатляюще. Фрэнк был всего на пару дюймов выше Артура, но смотрел на него свысока. Все очень просто. Находясь с Фрэнком в одной комнате, Лиллиан чувствовала себя так, будто они с Артуром – пара кроликов. Впрочем, когда Артур протянул Фрэнку руку и тот ее пожал, мышцы у него на руке заиграли. Артур даже чуть выставил вперед подбородок и сказал более низким, чем обычно, голосом:

– Добро пожаловать домой, солдат. Слышал, у тебя выдались интересные четыре года.

Фрэнк крепко поцеловал Лиллиан в губы и взъерошил ей волосы, а потом даже шлепнул ее по попе. Лиллиан решила, что он понятия не имеет, что делает. Он сел за стол, и она подала ему мясной рулет с картофельным пюре на обед, а еще кусок пеканового пирога. Он ел, как обычно, неспешно и аккуратно, и Лиллиан с удивлением отметила, что помнит эту его манеру.

Когда после обеда они перебрались в гостиную, чтобы поболтать, Лиллиан заметила, что, устроившись в кресле (их это устраивало – они предпочитали диван), Фрэнк машинально развернул его, чтобы сидеть спиной к стене, а не к окну, и лицом к двери. А когда во время их разговора на улице раздался выхлоп, он пригнулся. Конечно, он тут же выпрямился и сказал:

– Шутка, – а они рассмеялись.

Да, на его долю выпали странные приключения после Дня Победы в Европе. В основном он шарил по кустам в поисках нацистов и собирал бездомных людей то тут, то там. Так много народа бежало с востока, что они были везде и так боялись, что их отправят назад в Польшу или Прагу или куда-нибудь еще, что едва могли говорить. Были среди них совсем юные, которые ничего не знали, – с трудом помнили, кто они такие, и уж точно не знали, откуда они. Дети, которые годами жили в лесу, или в каком-нибудь тоннеле, или в разрушенном бомбежками доме. Но были и странные типы – например, в горах Австрии им повстречался парень, который носил на голове полотенце, смотрел в стеклянное кольцо у себя на пальце и погружался в транс. Выходя из транса, он сообщал им о местонахождении «величайшего ученого Германии», или «самого важного изобретения Германии», или «сына герра Гитлера». Все эти желаемые объекты всегда обнаруживались в соседней деревне. Когда отряд отправлялся туда, выяснялось, что да, здание существует на самом деле, как и устройство, но оно оказалось всего лишь угольной печью. Оказалось, что