вертел на вздыбленном члене. Как принуждал сотрясаться от оргазма раз за разом, всю душу из нее вытряхивая. Жестко брал.

- Пусть подавится побрякушками, - усмехаюсь. – Я заработаю и покруче тебе куплю.

- Не надо, Никита, - моментально протестует она. – Безумные деньги. Ни к чему подобные траты. И вообще такие дорогие вещи мне совсем не нужны. Лучше, скажи, куда мы сейчас едем?

- Скоро поймешь.

Я хочу рассказать ей все. Показать. Открыть правду. Ту самую правду, которую никому и никогда прежде не показывал. От себя и то закрывал.

Дорога проходит в молчании. Нам обоим есть о чем подумать.

Льдинка погружается в свои мысли. Вижу краем глаза. Брови сдвинуты, губы поджаты, пальцы судорожно сжаты в замок. Руки нервно подрагивают. Наверняка размышляет о том, есть ли способ совладать с моим отцом, одолеть такого титана.

Город остается позади. Мелькают деревья. Трасса устремляется вперед. Вьется змеей. Расплывается. Сливается с горизонтом. Намертво.

Сжимаю руль. До боли. До онемения.

- Кит, - тихий голос, едва уловимый. – Кит.

Стискиваю зубы. Резко. До скрежета.

Надо очнуться. Протрезветь. И побыстрее.

Впрочем, здесь всегда так. Мутит. Штормит. Качает. Шатает. Приближаюсь к этому треклятому месту и в прошлое окунаюсь. Ныряю под лед. Пот прошибает. Дрожь выламывает позвоночник.

Тут я сам не свой. Тот. Другой. Мелкий. Жалкий. Слабый. Ничтожный. Просто ребенок. Никчемный семилетка, не способный толком постоять за себя. Не способный защитить близких людей от опасности. Слюнтяй. Сопляк. Мальчишка.

Сколько ни старался, так и не сумел это похоронить. До конца – не смог.

- Кит… Кит.

Глохну. От этого глухого шепота. Челюсти сводит. Жгучая судорога. Перед глазами темнеет. На миг. Слепну. Застываю, скованный холодом по рукам и ногам. Гребаные кандалы.

Нет. Никогда. Стоп! Не хватало еще отключиться от реальности и пустить машину под откос. Только не сегодня. Не сейчас. Я не один. Здесь моя женщина. Ира-Игла. Ледяная королева.

Мысль о ней спасает. Вытягивает на поверхность.

- Кит, - все равно по нервам бьет.

Этот голос. Этот шепот. В моей голове.

- Ты в порядке? – прохладная ладонь накрывает мои пальцы на руле. – Никита, ты меня слышишь?

Кивая. Сглатываю. Останавливаю автомобиль.

- Мы на месте, - выдаю, заглушив двигатель.

- Ты уверен, что…

- Да, - обрываю и выхожу наружу.

Мозг чист. Надолго? Надеюсь. Из живых здесь теперь только я и моя Льдинка. Зато мертвых тысячи.

Обхожу машину, открываю дверцу. Помогаю Ирине выйти из салона, крепче сжимаю ладонь и веду за собой. Прямо. Вперед. За ограду. На кладбище. Туда, где всякий раз оживают мои кошмары.

Обычный день. Не поминальный. И никого не хоронят. Тут вообще редко кого-то хоронят в последнее время. Существуют новые участки. Более элитные и востребованные. Мы не встречаем никого по пути. Вокруг только могилы.

Она молчит. Понимает. Догадывается. Боится тревожить меня. Страшится отвлечь. Она позволяет уводить себя за руку все дальше. Неужели совсем ничего не боится?

Нет. Моя. Бесстрашная.

Я знаю дорогу наизусть. Безошибочно нахожу верные тропы. Далеко не везде ведется должный уход, есть очень заросшие места, которые давно никто не посещает. Однако вскоре мы оказываемся там, где территория расчищена идеально. Ничего лишнего.

Проклятье. Шаг за шагом высечен в памяти. Хотя редко здесь бываю. Но забыть невозможно. Нереально. Не выйдет. Да я и не хочу.

Это же часть меня.

Белый склеп выделяется пятном на фоне общей серости. Сводчатый. Резной. Мраморный. Выполнен в готическом стиле. Впечатление, будто земли не касается. Парит, зависает в воздухе. Ажурные колонны. Крест над входом.

Горло перехватывает петля. Чем ближе подхожу, тем труднее дышать. На плечи обрушиваются гранитные плиты. Гнут спину, подгибают колени. Но я иду.

Я привык… так. Плевать на боль. На страх. Не замечать. Всегда идти. При любом раскладе двигаться дальше. Сжимать кулаки. Биться. Вгрызаться. Это моя судьба.

Ожидаю опять услышать тот самый голос. Тонкий. Детский. Едва различимый. Ожидаю шепота. Неясного. Слабо уловимого. Кит, Кит.

Но ничего не происходит. Больше никаких флешбэков. Отлично. Пора разорвать тишину. Растерзать в клочья.

- Здесь похоронена моя мать, - говорю я.

Ира молчит. Просто сильнее ладонь сжимает. Ловит взгляд, старается показаться спокойной и тем самым успокоить меня. Но я вижу: у нее уже слезы стоят в глазах. Никакая она не Льдинка. Горит. Чувствует чужую боль. Принимает утрату как свою собственную.

- Пойдем, - веду ее дальше.

Внутрь. Вглубь. Сквозь яркие витражи проникают скупые солнечные лучи. Помещение практически не освещено. Зажигаю свечи. Прохожу по кругу, поджигая каждую. Ни единого фитиля не упускаю.

Тут прибрано. Свежие цветы. Отец следит. Точнее – его дворняжки. Хотя он бывает в этом склепе довольно часто. Если приезжает в город, обязательно посещает. Проводит особый визит.

А я считаю, что надо живых любить. Потом поздно. Потом не вымолить прощение, не искупить грехи. Ничто не зачтется. Никогда.

- Ты слышала что-нибудь про смерть моей матери? – спрашиваю.

Отрицательно мотает головой.

- Отец постарался все скрыть, - усмехаюсь. – Не хотел никакой огласки. Он считал, это проигрышем. Позорным поражением. И да, дьявол раздери, я с ним согласен. Жестокая ошибка. Первая и последняя. Единственная. Такую ничем не исправить.

Усаживаю Льдинку на скамью под стеной. Опускаюсь перед ней на колени. Беру ее ладони, свожу вместе, одна к другой. Своими зажимаю. Крепко.

- Ты должна знать обо мне все.

Даже то, о чем я никогда и никому не рассказывал. Не думал, что расскажу. Не представлял. Потребности не возникало. Душу выворачивать. Зачем? На черта?

- История не получила огласку, - продолжаю. – Никаких статей в газетах. Никаких репортажей по местному телевидению. Об этом даже в криминальной сводке не упоминали. Боялись. Просто болтать не решались. Сплетничать опасались.

Багров всем сумел закрыть рот. Никто и пискнуть не смел.