с бегом или плаванием, с прыжками или подтягиваниями. Просто скучно очень. Меня увлекают истории. Приключения. Я уже научился читать и каждую свободную минуту уделяю этому. Хорошо Коту. Он может целый день книжки листать. А я так – когда получится. Сперва одна секция, потом другая. Ещё отец нанял тренера. Заставляет меня осваивать единоборства. День за днем одно и то же. Тошнит. Я бы лучше пересказывал Коту, что прочёл, и слушал про его открытия. Но мой папа уверен, всякие там детские истории – пустая трата времени. Для серьезных вещей я мелкий. Значит, надо заниматься физическими упражнениями.

- Ненавижу спорт, - признаюсь Коту. – Такая фигня.

- Почему? Тебе трудно?

- Нудно, - кривлюсь. – Блевать хочется.

- Да ну, - улыбается. – Чего ты?

- Одно и то же. Каждый день. Скукота. Я люблю бегать, когда настрой есть. Подраться могу. Но эти одинаковые тренировки полная хрень. График. План. Это все мне сразу сбивает. Отец бесится. Всем недоволен. Типа я не стараюсь. Ленюсь. Ну да. Чего там стараться? Захочу – быстрее всех пробегу. Подтянусь хоть сто раз. Зачем только это надо? - Эх, я бы все отдал, чтобы как ты бегать, - протягивает мечтательно. – Кит. Ты правда не понимаешь, как это круто? Быть свободным. Бежать и бежать. Или плавать. Знаешь, я за всю жизнь ни разу не плавал. И бег... бег мне только по ночам снится. Во сне я многое могу. Почти все. Прыгаю по веткам, на лианах подтягиваюсь. Я там как ветер. Я даже... я иногда летаю.

- Класс, - присвистываю. – Мне такое никогда не снится.

- Так ты это в реальности можешь, - заявляет с восторгом.

- Летать? – смеюсь. – Вряд ли.

- Ну не летать. Остальное. Бежать. Прыгать. Кувыркаться. Ты сальто умеешь. И колесо. Ещё и дерёшься. А я тут... как в клетке. Особо и не дернуться. Врачи за каждым шагом смотрят. Ничего мне нельзя. Поэтому... знаешь, ты просто цени это. Все, что можешь и умеешь. Это совсем не скучно. Я бы очень этого сам хотел.

Коту и правда все запрещают. Любая серьезная физическая нагрузка для него опасна, представляет угрозу для жизни.

Порок сердца. Вот так говорят доктора. А, что там конкретно за порок, в чем проблема – я не понимаю. Просто иногда случаются тяжелые периоды. Кот часами лежит под капельницей. Ему настолько часто делают уколы, что он становится похож на подушечку для иголок. И хоть меня врачи не трогают, ничего внутрь не втыкают, я все равно чувствую его боль как свою. И я готов на все, лишь бы очередной приступ прекратился, лишь бы Кот перестал смотреть пустым взглядом куда-то вверх и вернулся обратно ко мне. Хоть ненадолго.

Такой тихий. Молчаливый. Печальный. Отстраненный. При нем шуметь стыдно. Его тянет защищать. Оберегать.

- Слушай, - однажды предлагает он. – А давай ты будешь заниматься и за меня. Вот тебе скучно. А мне нет. Значит, за меня и занимайся. Раз я сам не могу. Что скажешь? Просто делай все, чего хочет отец, но так, будто это не ты, а я. Ну то есть это все равно ты, конечно, только…

- Я понял, - киваю. – Попробую.

Сам не замечаю, как втягиваюсь в занятия. Тренируюсь усерднее. Упорнее. Стараюсь уже не ради себя. Для другого. Для того, кто становится мне как родной брат. Отец радуется таким успехам.

- Молодец, сынок, - говорит он, треплет меня по затылку. – Втянулся.

- Это не я, - мотаю головой. – Кот.

- Кто? – кривится.

- Кот… ну… Костя, - поясняю. – Я за него занимаюсь. Мне это все не сильно интересно. Поэтому я за него тренировки отрабатываю. Пока он сам не может. Пока ему не починят сердце.

Отец ничего не отвечает. Мрачнеет. Вечером слышу, как опять выговаривает маме за Кота.

- Мальчишка тут задержался, - зло произносит он. – Хватит. Пусть выметается. Нечего устраивать в моем доме лазарет.

- В твоем доме? – мама смеется. – Тебя здесь сутками не бывает.

- Я подобрал ему квартиру. Большую. Не дергайся, все няньки там поместятся. Но этот… чтоб он с моим сыном не общался. Достаточно. Я запрещаю.

- Что? Как ты можешь такое говорить?

- Легко. На отдых мы поедем втроем.

- Прекрати, - бормочет мама. – Я не оставлю его одного. Он и так очень долго был один. Ему нужна забота. Семья. Никакие посторонние люди этого не заменят. К тому же, он никогда не был на море. Я обещала…

- Значит, отправится туда потом, - отрезает. – Без моего сына. Будет ему и море, и отдых. Я все оплачу. Полетит в Италию. Чем не вариант?

- Господи… Что ты несешь?

- Завтра мы уезжаем без него. Это не обсуждается. Продолжишь свое нытье, я ни копейки на его лечение не дам.

- Ты с ума сошел.

- Он остается. Точка.

- Сережа, - мама берет отца за руку. – Пожалуйста. Давай хотя бы обсудим. Давай…

- Интересно, как быстро он загнется? – спрашивает зло. – Без бабла. Без постоянного ухода. Хочешь это проверить? Валяй. Скажи хоть слово. Одно гребаное слово. Давай!

Мама молчит. Отпускает его. Отшатывается.

- Я и так делаю все, что ты захочешь, - говорит отец. – Разыскал этого пацана. Удивительно, как он выжил в помойке. Кот? Никита его так назвал. Ну точно. Кот помойный. А я это притащил в свой дом. Выходил. Любую твою прихоть выполняю по свистку. И что получаю в ответ? Ни черта. Только вечные слезы. Претензии. Обиды. Задолбало, блять. Нажрался твоей доброты досыта. Я уже поручил найти клинику, где мальчишке сделают операцию.

- Это риск, - шепчет мама. – Врачи не дают гарантию.

- Ничего, - усмехается. – Естественный отбор. Выживает сильнейший. Либо ему повезет, либо нет. И знаешь, он настолько меня тут достал, что