Каждый город обладал собственным запахом, будь то едкий дым из гончарных мастерских, соблазнительный аромат выпечки, пьянящий запах пивного сусла или свежей крови со скотобоен, и в особенности – вонь из сточных канав. Менялся говор, а с ним менялись и люди. Но все, как один, смотрели на путников, как на восточных царей, и крестились за их спинами. Если поначалу Карл и испытывал некоторые неудобство, то теперь ему даже нравилось ездить вот так по свету. Ему полюбился необозримый простор дорог, столь не похожий на тесноту университетских келий. И он свыкся с ролью ассистента, глашатая и балагура, хоть и чувствовал, что настоящим артистом ему никогда не стать.

Слава Фауста заметно опережала его, и люди еще издали узнавали повозку, расписанную диковинными рунами, и загадочного человека в черно-синей мантии и широкой шляпе. Как правило, доктор занимал комнату в одном из лучших трактиров. Он продавал на рыночной площади териак, крепкое пойло из дешевого спирта и всевозможных трав, которое якобы излечивало ото всех недугов. Он гадал по ладони всем желающим, составлял гороскопы и накладывал руки, натерев их зловонной чудодейственной мазью. Тут в игру вступал Вагнер: он прикидывался слепым ландскнехтом, и великий доктор Фаустус исцелял его.

И все же главным их номером была латерна магика.

Для этого они снимали зал в самом большом трактире и наглухо запирали ставни. Люди платили по два геллера за вход и становились свидетелями настоящего чуда. Такого им не приходилось видеть никогда в жизни! Перед дрожащими от страха зрителями на стене появлялись самые жуткие образы: дьявол, демоны, ведьмы и духи, которых Фауст сначала призывал громким голосом, а затем изгонял посредством заклинаний. На улице были слышны их возгласы и крики. Пошатываясь, зрители выходили из трактира и с ужасом и восторгом рассказывали другим, что они видели.

Карл рисовал в основном по ночам, в неверном свете масляной лампы. В каждой местности ходили свои легенды и обитали собственные существа: лешие, злые ведьмы, драконы, карлики, вервольфы и коварные эльфы… Фауст порой заглядывал ему через плечо и при этом бормотал что-то невразумительное.

– Ты рисуешь иначе, не как он, – говорил он скорее самому себе. – Но и не хуже. Хм, не так витиевато… зато внимания к деталям больше. Думаю, людям понравится, а это главное.

Сколько бы Карл ни выспрашивал о другом художнике, ответа он так и не получил.

Со временем студент стал четко разбираться, какие рисунки были допустимы, а за какие они могли отправиться на костер. Церковь и городские власти позволяли играть с огнем, пока это было им на руку. И все же затейники всегда ходили по краю. Несколько раз им приходилось сломя голову покидать город, пока стражники не бросили их в тюрьму. Некоторые из рисунков были до того правдоподобными, что, казалось, апокалипсис уже наступил. Волки в исполнении Карла скалили острые зубы, истекающие слюной, а глаза у гномов сверкали зловещим, словно неземным, блеском. Иногда Карл пробовал рисовать идиллические пейзажи и прелестных юношей, но Фауст всякий раз швырял такие наброски в огонь.

– Люди должны пугаться, в этом твоя задача, – ворчал он на юношу. – Цветочки и ангелочков предоставь рисовать церкви.

– Но мы же занимаемся простым надувательством! – возмущался Карл. – Мы бы могли использовать латерну магику ради более высоких целей. К примеру, в университетах, чтобы показывать анатомические…

– Рисуй, что я тебе скажу, и точка! – нетерпеливо обрывал его Иоганн. – Вместо того чтобы малевать мускулистые торсы и прелестных юнцов, лучше бы поднатаскался в шахматы, до сих пор толком играть не умеешь. И подмети в повозке, развел грязь, как в свинарнике.

В такие моменты Карл подумывал сбежать, хоть и понимал, что окажется вне закона. У Фауста хранились те проклятые письма, которые выставляли его в самом жутком свете. Если они окажутся не в тех руках, ему будет закрыт путь не только в Лейпциг, но, вероятно, и во многие другие университетские города. Карл не знал, как далеко простиралось влияние ученого; казалось, он побывал уже всюду. И потому эти скитания виделись юноше лишенными какой-либо цели. Вся жизнь Фауста представлялась ему долгим, бесконечным странствием. Все свои знания, весь свой ум он растрачивал на глупых крестьян и падких на диковины горожан, словно метал бисер перед свиньями.

При этом Фауст был словно живой библиотекой. В сундуке он хранил книги, каждая из которых стоила несколько золотых дукатов. Карл тайком уже кое-что полистал. Среди них была и книга по шахматам ненавистного Лусены, а также «Margarita Philosophica» Грегора Рейша, ценная энциклопедия в двенадцати томах, в которых содержались все знания человечества. Кроме того, Карл обнаружил «Speculum Astronomiae» Альберта Великого, который в Лейпциге считался чернокнижником и был под запретом. Так, может, Фауст все-таки маг?

Карл тяжко вздохнул и разложил по местам мячи, пестрые шутовские наряды и пахнущие дешевой настойкой флаконы с териаком, после чего принялся подметать, пока Фауст вновь на него не накинулся. Доктор был как загнанный зверь; он постоянно бежал, хоть Карл и не понимал, от чего.

Пройдет еще не один месяц, прежде чем он это выяснит.

* * *

В Эрфурте, одном из самых крупных немецких городов, расположенном в самом сердце Германии, они остановились на зиму.

У городских ворот Иоганн пронзительным свистом подозвал к себе Сатану. Стражники в плотных шерстяных плащах с недоверием оглядели странного путника в усыпанной звездами мантии. Но когда Иоганн назвался и велел Вагнеру раздать несколько бутылочек с териаком, стражники охотно их пропустили. Будучи известным ученым, Фауст нередко бывал в этом городе. Университет Эрфурта считался одним из лучших в Германии, и ректор всякий раз позволял ему прочесть несколько лекций, за которые щедро платил. Студенты набивались в зал и с превеликим удовольствием слушали его остроумные замечания и теологические рассуждения, в которых Иоганн неизменно балансировал на грани ереси. Еще пару лет назад Эрфурт был процветающим городом, но охранительные пошлины, которые горожанам приходилось выплачивать саксонскому курфюрсту и епархии Майнца, довели его до нищеты. И в прошлом году, когда подняли налоги, люди взбунтовались и повесили кого-то из членов совета.

Эрфурт был не единственным городом, где простой люд поднимался против властей. В своих странствиях Иоганн уже на раз бывал свидетелем восстаний. Пару лет назад в епископстве Шпейер за оружие взялись тысячи крестьян. Их предводитель, некий Йос Фриц, сумел сбежать и теперь подбивал народ в других селениях. По всей стране шло брожение, и не хватало лишь искры, которая и воспламенила бы порох в этой бочке.

Но ждать оставалось недолго.

Зима обрушилась на Эрфурт промозглым холодом и снежными бурями. На улицах лежали сугробы по колено, нищие замерзали насмерть под мостами и беднякам едва хватало дров. Прославленный доктор Фаустус и его ассистент Карл Вагнер жили на одном из лучших постоялых дворов, что на Михаэльсгассе, недалеко от университета. Вечерами, когда принимались играть музыканты и потаскухи в вызывающих нарядах с улыбками расхаживали между столов, Иоганн сидел где-нибудь в дальнем углу и с неодобрением наблюдал, как Вагнер кутит с молодыми парнями.