Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Именно, — словно не замечая этой борьбы, продолжал старик. — Он настоятельно требовал вашего присутствия.
— Приказать что-либо мне может только герцог Олдвик, — ехидно откликнулся Шарц, наконец совладавший с собственным гневом. — Я не являюсь вассалом вашего господина, и чего-либо настоятельно требовать он может, пока солнце не почернеет!
— То есть до ближайшего солнечного затмения? — развеселился старик. — Это слишком долго, коллега!
— Черт, я хотел сказать — никогда! — сердито фыркнул Шарц.
— Мы предвидели эту ситуацию, — улыбнулся старик, доставая пергаментный свиток и протягивая его Шарцу.
Свиток был запечатан печатью герцога. Шарц распечатал его и прочел: «Сэру рыцарю Хьюго Одделлу! От сэра рыцаря Руперта Эджертона, герцога Олдвика предписание. Дорогой сэр, вассал и брат! Прошу вас незамедлительно отправиться с подателем сего и узреть все, что он намерен вам показать. Сие важно для блага Олбарии и вашего душевного спокойствия. Сэр Руперт Эджертон. Герцог Олдвик».
Размашистая подпись герцога не оставляла места для сомнений. А уж то, что герцог умудрился в почти официальном послании назвать его братом…
— Я иду, — сказал Шарц.
— Вот и отлично, — кивнул старик. — Ночь — замечательное время для прогулок на свежем воздухе… не правда ли, коллега?
— Да, — сказал Шарц.
— Я бы предложил вам одеться, — проговорил старик. — Зима все же. Холодно.
Ни слова не говоря, Шарц натянул на себя зимнюю одежду.
— Я готов, — сказал он.
— Идем, — промолвил старик.
Он повернулся и шагнул в окно. Шарц последовал за ним.
Город остался позади, закрылся как книга, мелькнув переплетом крепостной стены. Как свиток свернулся пригород. Мелькнул неяркими огоньками и скрылся. Угрюмый ночной лес надвинулся уснувшей на дороге тучей, нахмурился непроглядной тьмой. Лишь снег скрипит под ногами да смотрит сверху огромная ночь.
— Куда мы направляемся? — спросил Шарц.
— Здесь неподалеку есть одно хорошее место, — ответил старик. — Уже недалеко.
«И в этом-то „хорошем месте“ он нас тихонько прирежет!» — хихикнул лазутчик.
«А смысл? — откликнулся шут. — Все тайны выплыли наружу. Поздно уже убирать кого бы то ни было! Да и не написал бы герцог такое письмо, если бы…»
«Твоего герцога обманули, как маленького, — фыркнул лазутчик. — Его обмануть — раз плюнуть!»
«Ты зато очень проницателен! — рассердился лекарь. — Вот и позаботься о том, чтоб мы остались живы!»
«О чем здесь говорить? — удивился сэр рыцарь. — Как вассал герцога, я должен повиноваться его письму…»
— Ну, вот и пришли, — заметил старик. — Нас отсюда никому не видно, я проверял.
Выплывшая из-за туч луна бледным светом залила небольшую низину, в центре которой, рядом с ними, высился широкий и плоский камень.
— Хорошее место, — довольно сказал старик.
— Хорошее место для… чего? — спросил Шарц.
— Для того, чтобы выполнить приказание моего господина, — ответил старик.
Жуткое подозрение вновь посетило гнома. Именно так, с соблюдением всех формальностей, казнили предателей среди своих многие секретные службы. Не просто убить, но зачитать приговор и казнить с соблюдением тайного ритуала.
«Но я же ни дня не состоял в олбарийской секретной службе! — возмутился лазутчик. — А кроме того, этот переросток, он что — и правда собирается справиться со мной один?»
— От имени и по поручению Его Величества короля Джеральда, согласно приказанию лорда-канцлера Роберта де Бофорта… — звучали на морозе спокойные слова старика.
«Да он и впрямь будто приговор зачитывает!» — мелькнуло у Шарца.
А старик положил на камень книгу, ту самую книгу ядов, олбарийский список, одна штука. Положил — и выхватил из складок плаща небольшой стеклянный шар. И пока Шарц недоуменно таращился на все эти странные приготовления, старик одним коротким движением разбил шар о твердый кожаный переплет книги, олбарийский список, экземпляр один. Книгу охватило пламя! Шарц охнул. Фаласский негасимый огонь ни с чем нельзя перепутать. Жадное пламя будет гореть, пока не пожрет все, чего коснулось.
— Пусть фаластымская зараза сгорит в фаластымском огне, — произнес старик. — Так повелел король, так приказал мой господин, и таков выбор Олбарии перед лицом Господа!
Шарц громко выдохнул.
— Вам же, коллега, приказано передать, что Олбария с нетерпением ждет ваших противоядий, — добавил старик. — Мы все очень на вас рассчитываем, коллега.
Жаркое пламя пожирало мерзкие тайны.
— Я сейчас заплачу, — с благоговением глядя на огонь, прошептал Шарц.
— Крепитесь, коллега, вы же профессионал! — утирая глаза платком, сказал старик.
— А мне можно, я на пенсии, — откликнулся Шарц.
— Везет же некоторым. Ну, тогда мне остается просить вас молчать о том, что видели, — старик спрятал платок. — А то испортите мне служебную характеристику.
— Коллега? — позвал Шарц, когда от олбарийского списка не осталось и следа на оплавившемся камне.
— Да? — улыбнулся старик.
— Ничего, если доктор медицины пригласит хозяина гостиницы на пару кружек пива? — в ответ улыбнулся Шарц.
— Ну, если пиво не отравлено… — с сомнением протянул старик.
— Когда это в Марлеции делали неотравленное пиво? — возмутился Шарц. — Нет уж! Нормальное пиво умеют делать только на Петрийском острове.
— Значит, петрийского и закажем! — решительно кивнул старик.
— Здесь? В Марлеции?! — вполне искренне удивился Шарц.
— Жизнь не стоит на месте, коллега! — подмигнул старик. — Знаю одно место. Даже гномы пока не пронюхали!
— Ну так идем пронюхивать! — воскликнул Шарц.
* * *
— В своей неизбывной мудрости Боги наставили меня, — начал командир фаласской храмовой стражи.
— Ложь, — внезапно прозвучало от входа.
Сказано было спокойно и с ледяным безразличием. Сказано было по-фаласски, сильным и звонким женским голосом. Фаласские храмовые стражи вскочили, хватаясь за оружие, и тут же, побросав его, пали ниц. В бесшумно открытую дверь медленно вступила женщина, с ног до головы закутанная в тонкое черное покрывало. За ее спиной на полу валялась сброшенная роскошная марлецийская зимняя накидка.
— Карающая… — потрясенно прошептал командир фалассцев, падая на пол вслед за остальными.
— Я объявляю ваш отряд не справившимся с заданием, — промолвила женщина, и храмовые стражи издали дружный стон горя и ужаса.
— Отряду надлежит немедля отправиться в Храм для длительного покаяния.