были безуспешными, поскольку он понимал, что это касается политики диктатора: не давать усиливаться никому, противопоставляя всех друг другу. Особенно вредную роль сыграл при этом так называемый «Основной приказ № 1», который часто при мелочном и утрированном истолковании препятствовал полезному сотрудничеству.

После того как один самолет, еще до начала Французской кампании, потерял ориентировку и приземлился в Бельгии с планами немецкого наступления, Гитлер отдал приказ: «Впредь никто не должен знать, когда его призовут для выполнения приказа. Ему запрещено говорить о задании с другими». Это явно противоречило принципу сотрудничества между всеми видами вооруженных сил, оперативному взаимодействию наземных войск и авиации; это было противоположно всему тому, через что мы прошли на фронте и что цементировало наши успехи. Мы больше не видели реальных дел на высоких постах, вместо них – одни интриги. Еще одно разочарование принесла совместная работа с главным начальником связи военно-воздушных сил Мартини. Это был старый знакомый и заслуженный офицер, который в своей деятельности, не прекращавшейся ни на миг, обращал все свое внимание на решение поставленной задачи. Он прослужил на несколько лет больше, чем я; встретил он меня весьма дружественно. Только после того, как за кофе и коньяком были обсуждены личные дела, я смог наконец-то высказать ему свои пожелания. Это касалось вопроса взаимовыгодного обмена линиями связи, установления прямого контакта между наземной и воздушной транзитной связью и двусторонней радиорелейной связи. Мартини со всем согласился. Частности могли обсудить позже начальники штабов и близкие друзья полковники Моргенштерн и Хепп и затем обменяться картами. На следующий день Мартини уже был в отъезде, ну а Моргенштерн не получил никакого поручения. Так продолжалось до конца войны. «Основной приказ № 1» не обеспечил настоящего сотрудничества; в лучшем случае было только эпизодическое взаимодействие. Я так и не увидел карт люфтваффе.

Рейхслейтер Борман утверждал, что его телетайпная связь с гаулейтерами была явно недостаточной; он хотел иметь собственную радиосеть. Именно этого хотел и я, но это было невозможно, как объяснялось, из-за опасности неправомерного ее использования со стороны гражданских лиц, и это несмотря на то, что и сами радисты не были свободны от подозрений. Я предложил ему сформировать специальную команду для контроля и ремонта его телетайпной сети.

Эту команду возглавил самый способный молодой офицер. Он выявил халатность и косность в работе высших партийных органов и привел в порядок всю технику. Его, сознательного офицера, поразило, что зачастую «секретные планы рейха» предаются огласке ответственными работниками. Он открыто заявил об этом, и Борман, не переносивший критики, поставил его на место. Я повстречался на Бендлерштрассе с капитаном 3-го ранга, которому я задал вопрос о его пожеланиях. Он хотел знать частоты радиосети Бормана, в чем флот ему отказал. Мне был нанесен удар в спину. Я мог только призвать его к высочайшей дисциплине радиопередач. ВМС имели радиостанции, в отличие от нищей сухопутной армии, которые предназначались для подводных лодок и больше не производились; в кригсмарине были также радисты, которых ВМС охотнее предоставляли в распоряжение партии, чем армии! Был ли Борман доволен своей радиосвязью, я не знаю. Во всяком случае, как и прежде, он продолжал пользоваться телетайпной связью батальона связи фюрера в переговорах с гаулейтерами. Я повсюду наталкивался на основной принцип Гитлера: разделяй и властвуй (divide et impera!).

20 июля старший адъютант фюрера и одновременно начальник управления кадров сухопутных войск генерал Шмундт во время покушения получил столь тяжелое ранение, что вскоре после этого умер в госпитале Растенбурга. Он стал, как и начальник Генерального штаба люфтваффе генерал Кортен, одной из случайных жертв покушения на фюрера. Место Шмундта занял менее симпатичный генерал Бургдорф. Он потребовал отставки майора Зандера. Его сменил здравомыслящий и знающий свое дело майор Лозе из батальона оперативной связи. Он не смог установить с алкоголиками Борманом и Бургдорфом личный контакт, как это удалось его предшественнику. Лозе, как и дельный командир батальона оперативной связи майор Вольф, были настроены по отношению ко мне лояльно, хотя и подчинялись не мне, а коменданту ставки.

Министр почты рейха Онезорге меня также не принимал. Он послал для установления связи своего госсекретаря Нагеля и министериальдиригента Херца. Онезорге никогда не забывал, что он создал для Людендорфа сложнейшую оперативную систему связи. Телеграфные войска со своими тактическими линиями связи тогда впервые оказались во второй линии. В 1939 г. он не верил, что войска связи смогут сделать подобное. Однако они достигли поставленных целей, хотя и, как было признано, не без великодушной поддержки почты рейха в развитии сети и совместно используемых линий дальней связи.

Взаимодействие с министром вооружений Шпеером было плодотворным. Он хорошо знал моего брата, который погиб, работая в его ведомстве. Темой наших бесед была роль главного уполномоченного по техническим средствам связи, наличие сырья и материалов и отношение к промышленному производству аппаратов связи. Он указал мне на доктора Дорша, начальника Организации Тодта. В «Вольфшанце» я осмотрел мощный бункер Гитлера, телефонный коммутатор; толщина бетона доходила до 7 м. При выборе масштаба строительства основывались на том, что было известно об английской тяжелой бомбардировочной эскадре, которая успешно атаковала плотину, перегораживавшую долину реку Эдер, а также потопила линкор «Тирпиц». Следует сказать, что, несмотря на такую избыточную защиту, многие сооружения связи не имели достаточного прикрытия, а некоторые были лишены его вовсе. Доктору Доршу я передал список особо уязвимых объектов, чей возможный выход из строя мог привести к приостановке функционирования важнейших линий связи.

С течением времени, по мере продолжения войны, снабжение войск аппаратурой связи постоянно ухудшалось. Особенно заметной стала недостача на фронте полевых кабелей и ранцевых радиостанций после того, как осенью 1944 г. были потеряны производственные мощности во Франции, Бельгии и Голландии и все больше заводов начали переводить в Германию.

Промышленность, от ведущих специалистов до последнего рабочего, несмотря на тяжелые условия работы и значительные потери, до последних дней войны продолжала отправлять на фронт качественные аппараты связи.

Я провел первое заседание главного уполномоченного по техническим средствам связи на Бендлерштрассе в Берлине. Стало обычным, что начальник связи один раз в месяц бывал в Ставке фюрера; он возвращался оттуда утром курьерским поездом, и затем в течение двух дней проходило совещание, которое доктор Грубе подготавливал мастерски. Его задача состояла в том, чтобы с одобрения и согласия начальника связи определить, какое техническое оборудование связи на пятом году войны можно и дальше совершенствовать и производить и каким образом его распределять. Это касалось всех потребителей: ВВС и ВМС, СС, почты и железных дорог рейха. В качестве их представителей в