– Здрасьте, мистер Лев.

Сэм вскинул руку.

– Ты популярен, – сказал Джейкоб.

– Все любят клоунов, – ответил Сэм.

Казалось, его это ничуть не тяготит. Джейкоб знал, что отец не позерствует. Если мнишь себя ламедвавником, ты не ламедвавник. Стало быть, в тебе нет должного смирения. Но самое главное – ламедвавник не осознаёт груза своей ответственности, ибо в противном случае он мгновенно рухнет под тяжестью мировой скорби, которую призван нести.

Джейкоб оглянулся на велосипедистку, мотавшую конскими хвостиками:

– А кто это был?

– Откуда я знаю? Я же слепой.

Свернули на Аэродром-стрит.

– Помнишь наши утренние воскресные уроки? – спросил Джейкоб.

– Конечно, помню.

– Интересно, чем ты думал, выбирая темы.

– А что такое?

– Мне было шесть, когда ты рассказал о смертной казни.

– В чисто юридическом аспекте.

– Вряд ли первоклашка это понимает.

– Хочешь сказать, я изуродовал тебе жизнь?

– Вовсе нет. С этим я справился сам.

На Робертсон-бульваре вывеска «7-Одиннадцать», в сумерках полыхавшая оранжевым и зеленым, распалила тоску по бурбону и нитратам.

– Пошли обратно, – сказал Джейкоб. – Тут слишком шумно.

– Конечно. Ты подустал?

– Еще пару кварталов.

Пошли на восток.

– Можно еще вопрос, абба?

Сэм кивнул.

– Когда ты женился на маме, ты знал, что она больна?

Сэм молчал.

– Извини, – сказал Джейкоб. – Можешь не отвечать.

– Я не сержусь, просто думаю, как лучше сказать.

Некоторое время шагали молча.

– Давай иначе сформулируем вопрос. Если б можно было вернуться назад, я поступил бы так же? Ответ: да, несомненно.

– Даже зная, что с ней произойдет?

– Женишься на той, какая она сейчас, а не какой будет.

В тишине костыли Джейкоба стучали по тротуару.

Жить внутри или вовне своих впечатлений.

Нелегкий выбор.

Нелегко решить: выбор-то подлинный или мнимый?

– Я боюсь, то же самое будет со мной, – сказал Джейкоб. – Кажется, уже началось.

– Ты другой человек.

– Но ведь не заговоренный.

– Нет.

– Тогда почему ты так уверен?

– Потому что знаю тебя, – ответил Сэм. – Знаю, из чего ты сделан.

Темнело.

– Я вот подумал, – сказал Джейкоб, – может, нам возобновить наши уроки?

– Что ты хочешь изучать?

– Не знаю. Выбери что-нибудь интересное. Как только вернусь на службу, меня завалят работой, поэтому аккуратного посещения не гарантирую. Но я готов, если ты готов.

– Охотно, – сказал Сэм. – Весьма.

Бульвар Ла Синига, столпотворение машин. Свернули на запад. Уже через двадцать минут были дома. Сэм не особо устал; выходит, они обрели согласованный ритм. Пусть даже на время.

Ограничиться телефонным звонком Филу Людвигу было бы неправильно. В воскресенье с утра Найджел отвез Джейкоба в Сан-Диего. Доблестный детектив ковырялся в палисаднике – в палящем зное оптимистично высаживал герань.

Людвиг выпрямился, смаргивая пот:

– Воистину день задался или бесповоротно пропал.

За лимонадом Джейкоб изложил хронологию событий, лишь в общих чертах описав последние минуты Ричарда Перната. Людвиг слушал с каменным лицом. В его лаконичной оценке «хорошо» угадывалась благородная попытка скрыть огорчение. Чужой успех официально закреплял его неудачу.

– Родственников я еще не известил, – сказал Джейкоб. – Может, возьмете это на себя? Кроме Стайнов. С ними я сам хочу поговорить.

– Я подумаю. – Людвиг слегка оживился: – У меня для вас тоже кое-что есть. После вашего письма я вспомнил, что так и не разузнал о жуке.

– Не хлопочите.

– Черта лысого, я полночи не спал. Притворитесь, что вам интересно.

В гараже Людвиг убрал со стола незаконченную работу – целенькую бабочку-медведицу, пришпиленную к белой картонке, – и достал потрепанный, прожженный кислотой справочник.

– Совсем о нем забыл. – Людвиг погладил покоробившуюся красную матерчатую обложку с черным тисненым названием:

ЕВРОПЕЙСКИЕ НАСЕКОМЫЕ

А. М. Голдфинч

– Сто лет назад купил на библиотечной распродаже. По-моему, даже ни разу не заглянул, там же виды Старого Света.

Закладкой служила цветная распечатка фотографии, присланной Джейкобом. Людвиг приложил ее к графической иллюстрации – Nicrophorus bohemius, богемский жук-могильщик.

Джейкоб подсел за стол и прочел статью.

Жуков-могильщиков, встречавшихся на речных берегах Центральной и Восточной Европы, отличала одна особенность, не характерная для мира насекомых: взрослые особи оставались вместе и воспитывали молодняк. Эта тенденция ярко проявилась у богемских жуков-могильщиков, которые спаривались на всю жизнь.

– Тут вот какая штука, – сказал Людвиг. – Книга издана в 1909 году. Я в интернете поискал цветную фотографию, но «Википедия» сообщила, что в середине двадцатых этот вид полностью вымер.

Джейкоб разглядывал картинки. Вроде одинаковые существа.

– Но это же насекомые. Тут наверняка не скажешь. Они же маленькие, живут под землей, а попадутся на глаза человеку – их сразу прихлопнут. Вот одного средиземноморского жука сотню лет никто не видел, а в прошлом году он объявился на юге Англии. Бывает и так. Я думаю, надо переслать материалы моему приятелю. Если он согласится, может, статью в журнале тиснем.

– Валяйте, – сказал Джейкоб. – Только без меня.

Людвиг нахмурился:

– В журнале спросят, кто обнаружил жука.

– Скажете, сами сфотографировали.

– Это нехорошо.

– Вы же разобрались. Я бы вовек не выяснил.

Людвиг помолчал, прикидывая, не подают ли ему милостыню, и кивнул:

– Ну ладно. Не передумаете?

– Ни в жизнь.

Стайны приняли его в своем особняке. Джейкоб опасался, как бы они не рассвирепели, узнав, что убийцы их дочери уже никогда не предстанут перед судом. Рода вскочила и выбежала из комнаты, Эдди вскинул руки и двинулся к гостю. Джейкоб изготовился отбить апперкот, но Эдди заключил его в медвежьи объятья, а Рода вернулась с бутылкой шампанского и тремя фужерами.