Невзирая на крайне утомленное состояние белых волонтеров, командующий двинул Добровольческую армию для преследования противника. К 1(14) августа вся Екатеринодарская группа Добровольческой армии подошла на переход к Екатеринодару, окружив его кольцом с севера и востока. Начались бои на всем Екатеринодарском фронте. Противник дрался до последнего патрона. Военное счастье качалось — то в сторону белых, то в сторону красных.

Тем не менее 2 (15) августа войска Добровольческой армии вошли в Екатеринодар. Белые волонтеры вступали в тот город, который за полтора года белой борьбы перестал уже вызывать представление о политическом и стратегическом центре, приобретая, по меткой характеристике Деникина, «какое-то особое мистическое значение».

В тот момент он узнал две новости: плохую — расстрел царской семьи. И хорошую — Ксения Васильевна ждала ребенка. Муж писал ей:

«5–8—18. Курьер уезжает. В моем распоряжении лишь несколько минут.

Безмерно рад, если правда, что исполнится моя мечта о Ваньке.

Операция разворачивается с огромным успехом. Красный сброд пытается контратаковать, но выдыхается.

Глубоко и искренне люблю».

Командующий Добровольческой армией начал после соответствующей подготовки наступление на Северный Кавказ в районе Ставрополь — Армавир — Невинномысская.

В разведывательной сводке штаба Добровольческой армии от 27 июля (9 августа) 1918 года сообщалось, что большевики предприняли наступление на ст. Новопокровскую в целях «наказать казаков за измену советской власти». На станицу без особой надобности было выпущено до 1000 снарядов, несмотря на то, что их не хватало у красных[97].

Подобные эксцессы подтверждаются и советскими источниками.

Советский военачальник Свечников, анализируя причины неудачи красных под Екатеринодаром, видел одну из них в следующем:…советские войска подвергали полному разгрому казачьи станицы, лежащие на дороге, совершенно не считаясь со степенью обеспеченности. А это бросило «кубанских казаков из революционного лагеря в руки Деникина и Алексеева».

Упомянутое выше разведывательное донесение имело особую ценность для генерала Деникина.

Красные, докладывали добровольческие разведчики, находятся в подавленном состоянии, считают невозможным бороться «с дисциплинированными кадетскими частями», если большинство красноармейцев до сих пор не разбежалось, то только «из страха перед беспощадными расстрелами, так часто практикуемыми среди большевистских главковерхов в последнее время»[98].

Подтверждаются данные разведки белых и докладной запиской Ленину от народного комиссара труда А. Г. Шляпникова по положению на Северном Кавказе и в Дагестане.

В ней, в частности, отмечается, что местные советские силы «недостаточно организованы, дисциплинированы».

Серьезный удар по моральному состоянию красных нанесли и антисоветские выступления, и массовый приток казаков в Добровольческую армию, вызванный волной карательных акций против казачества.

В ходе кратковременного отдыха Добровольческая армия укомплектовывается личным составом, вооружением, техникой. После взятия Екатеринодара она имела в своем составе 12 тысяч человек, 40 орудий, 200 пулеметов. А к середине августа 1918 года, по данным советской разведки, ее численность уже достигала 20 тысяч человек[99].

Безымянный автор неопубликованного очерка «Об участии полка генерала Маркова во 2-м Кубанском походе» писал:

«Шаг за шагом выбывают в бесчисленных боях лучшие вожди Добровольческой армии, начальники, идейные рядовые бойцы, гибнут моральные устои армии; в ряды ее вливаются мобилизованные, среди которых, по мнению очеркиста, и „массы враждебных элементов“.»

Автор подытоживает в очерке, по моему суждению, правильно, что в течение 1918 года армия «крепнет численно, но слабеет морально»[100].

Подобное фиксируется и в сводке политотдела Южного фронта красных от 18 июля 1918 года, где отмечается, что добровольцы следят за мобилизованными[101].

Благодаря усилиям командующего и его штаба, мобилизациям и активизации работы вербовочных пунктов, Добровольческая армия к 1 сентября насчитывала 35–40 тысяч человек, 86 орудий, 256 пулеметов, 5 бронепоездов, 8 броневиков. Небезынтересно здесь донесение «Азиата» (агент М. В. Алексеева) от 21 июля 1918 года.

Из него явствует, что добровольцы-офицеры прибывают в армию весьма интенсивно. Много и солдат. Однако параллельно записываются в Донскую армию, так как младший офицер получает там 300 рублей, а в Добровольческой армии — 250 рублей. Можно предположить, что успех в вербовке был бы еще значительней при наличии больших финансовых возможностей.

Но армия по-прежнему не могла обеспечить своим воинам достойного материального положения (см. Приложение 16). Денежного довольствия едва хватало на то, чтобы не умереть с голоду. Не случайно тогда в газетах («Великая Россия», например) появлялись такие объявления:

«Я, офицер I-го генерала Маркова полка, три раза ранен. В настоящее время я почти здоров, но за неимением брюк и гимнастерки я не имею никакой возможности никуда выйти и посему покорно прошу отзывчивых граждан г. Екатеринодара помочь мне выйти из этого положения. Лазарет № 9».

Расширение армии выдвигало вопрос о необходимости мобилизации офицеров. После взятия Екатеринодара дежурный генерал по распоряжению командующего запросил мнение Кутепова о переименовании Добровольческой армии в Русскую. Тот ответил отрицательно, так как, по его суждению, подобная мера преждевременна: офицеры должны служить добровольно, а не по обязанности. Деникин прислушался к подчиненному. Но все-таки был вынужден ввести мобилизацию среди офицеров. Первый раз это произошло 25 октября 1918 года (приказ главнокомандующего Добровольческой армией № 246). Тогда и началась дифференциация офицеров на «старых» и «новых». Но Деникин не пресек в корне это явление, что стало его большой ошибкой.

Благоприятным условием для продолжения боевых действий стало то, что Красная Армия Северного Кавказа испытывала после сдачи Екатеринодара глубокий кризис. Суть его отражена в приказе главкома армией от 29 июля № 92: отсутствие дисциплины, наличие примазавшихся преступных элементов, анархия.

Командующий Добровольческой армией представлял глубину кризиса противника, усугубляемого еще и дезертирством. Но, оценив обстановку, он подытожил: в сентябре «процесс распада красных войск приостановился», так как антагонизм между казаками и иногородними на Кубани, все более обостряясь, принял в итоге альтернативную форму: победа казаков — порабощение иногородних, победа красных — порабощение казаков.