Даже среди русских военнопленных в Германии была развернута вербовка в армию. Генерал Потоцкий планировал поставить в ее ряды до 1000 офицеров и 12–15 тысяч солдат. Но этим планам в полном объеме осуществиться не удалось из-за мощного противодействия германских властей.

Командующий окончательно внедрил в армию воинские уставы армии царской России с изменениями, продиктованными конкретной исторической обстановкой: офицеры обращаются к подчиненным на «вы», а те титулуют их по чинам; отменяется постановка «во фронт»; разрешается нижним чинам посещение, без всяких ограничений, общественных зрелищ, а также ездить в трамваях, курить на улице, но при условии строжайшего соблюдения правил отдания воинской чести.

Генерал Деникин отверг притязания Кубанской рады на создание собственных частей, так как это могло бы внести дезорганизацию в ряды армии.

Все это способствовало в конечном итоге тому, что похороны Добровольческой армии были отложены на неопределенный срок. Она подготовилась ко 2-му Кубанскому походу, преодолев глубокий внутренний кризис в среде белых волонтеров.

Антон Иванович считал, что в тот период создались самые благоприятные условия для распространения программы Добровольческой армии. А сам он к началу 2-го Кубанского похода стал признанным военным вождем добровольцев. У него наряду с должностным авторитетом все более укрепляется авторитет личностный.

В мае 1918 года, когда вызревал план 2-го Кубанского похода, Добровольческая армия как антисоветская сила была в гордом одиночестве: еще не поднял мятеж чехословацкий корпус, не было создано эсеровское правительство в Поволжье (Комуч[93]). Немцы оккупировали Украину, создав там протекторат, поставив к власти послушного им гетмана П. Скоропадского. С кайзером заигрывал атаман ВВД Краснов, убежденный германофил.

Добровольческое движение, реанимированное Алексеевым и Деникиным, должно было сделать судьбоносный выбор. Конечная цель — поход на Москву, свержение советской власти и освобождение России от большевизма.

Однако путь в Москву через Кубань, то есть через юг России, видно невооруженным глазом, значительно длиннее, чем путь напрямую с юга на север. Что же побудило командующего Добровольческой армией к продвижению на Кубань? Был здесь свой резон.

Если бы армия двинулась на север, то она попала бы в трагическое положение: с севера и юга — красные, с запада — немцы, с востока — Волга. Донцы вынуждены соблюдать нейтралитет из-за Германии, относившейся к Добровольческой армии враждебно. Нельзя было уходить и за Волгу. Тогда молодая Республика Советов получала богатейшие средства юга, людские контингенты.

Освобождение же Задонья и Кубани обеспечивало весь южный 400-километровый фронт Донской области и давало Добровольческой армии свободную от немецкого влияния обеспеченную и богатую базу движения на север. Кроме того, войска могли укомплектовываться, по оценке Деникина, «надежным и воинственным элементом». Открывался путь к Черному морю, обеспечивая близкую и прочную связь с союзниками по Антанте в случае их победы. Наконец, движение белых волонтеров на юг России косвенно содействовало освобождению Терека.

Командование Добровольческой армии связывало нравственное обязательство перед кубанцами, которые шли под знамена белых волонтеров не только под влиянием лозунга спасения России, но и освобождения Кубани от советской власти. Невыполнение данного слова имело бы два тяжелых военно-политических последствия: сильнейшее расстройство армии, в особенности ее конницы, из рядов которой ушло бы много кубанских казаков, и оккупация Кубани немцами.

«Все измучились, — говорил генералу Алексееву председатель Кубанского правительства в изгнании Быч, — Кубань ждать не может… Екатеринодарская интеллигенция обращает взоры на немцев. Казаки и интеллигенция обратятся и пригласят немцев…»

Поэтому Деникин, при полной поддержке своего начальника штаба Романовского, решительно настроился двинуть войска на Кубань. А верховного руководителя Добровольческой армии в это время терзали сомнения. В письме Милюкову он писал:

«1) Армия доживает последние гроши; 2) немцы, их скрытые политические цели и намерения; 3) личность (донского) атамана, генерала Краснова. Его деятельность в октябре 1917 года, его отношение к Добровольческой армии; 4) беспомощность Кубани, невозможность и бесцельность повторения туда похода при данной обстановке, не рискуя погубить армию…»

Отец Белого дела мучился извечным гамлетовским вопросом: быть или не быть и «куда нам идти».

«На Кубани — гибель, — писал он. — На Кавказе — мало привлекательного и делать нечего. Генерал Краснов, беря начальственный тон по отношению к армии, указывает ей путь: скорее берите Царицын, но Дроздовского я удержу в Новочеркасске до создания регулярной Донской армии. Цель — сунув нос в непосильное предприятие, на пути к выполнению которого мы можем столкнуться с немцами, избавиться от нас на Дону…»

Тем не менее, не видя другого выхода, верховный руководитель Добровольческой армии поддержал в конечном итоге стратегические намерения командующего и его начальника штаба.

Итак, жребий брошен…

В конце июня 1918 года Добровольческая армия выступила во 2-й Кубанский поход. Она была значительно сильнее по составу, силам и средствам, чем в 1-м Кубанском походе (см. Приложение 15). Ей предстояли операции против Красной Армии на Северном Кавказе. Деникин не располагал точными сведениями о противнике. Исходя из данных Московского антисоветского подпольного центра, он оценивал группировку противника примерно в 80—100 тысяч человек.

Однако состояние красных войск было в то время не на должной высоте.

8 июня 1918 года командование Северо-Кавказского военного округа, проанализировав состояние подчиненных им войск, доложило в Высший военный совет Советской республики следующие оценки: командный состав, за малым исключением, совершенно не подготовлен к исполнению своих обязанностей; боевые приказы в некоторых случаях выполняются «по соглашению», то есть после обсуждения их на митингах. Кроме того, отмечался уникальный факт. Численность отрядов установить трудно. Она постоянно меняется… «к моменту выдачи жалованья отряд увеличивается, а затем уменьшается».