умной, эгоистичной и просто совершенно другой. Но она не возражала, когда ее дразнили, и рядом с ней он мог смеяться. Наркотиками они тоже делились. И еще у них был секс. А обеды им готовили другие.

54. «По правде, мой радикализм — фальшивка. Рожден виной. Я всегда чувствовал себя виноватым за то, что зарабатываю много денег, вот и приходилось то отдавать их, то терять»

Джон умел быть благодарным и не забывать друзей. И он чувствовал, что должен сказать большое спасибо Янну Веннеру, издателю Rolling Stone, который верно и преданно его поддерживал, пока другие журналисты яростно терзали «Двух девственников» и распад Beatles. Так что в начале декабря 1970 года они с Йоко прорекламировали в Нью-Йорке свою новую пластинку — юристы усмотрели в этом повод получить еще одну краткосрочную визу в США — и дали Rolling Stone пространное интервью, в которое вошла фотосессия у юной Энни Лейбовиц. Кое-что из того, что прозвучало в тот день, он часто упоминал в личных беседах, с просьбами «только это не для печати, ладно?». Но в той долгой иконоборческой речи, опубликованной в Rolling Stone, он снял с себя все запреты.

Конечно, он, в своем духе, многое преувеличил. Даже он не мог «трахнуть миллион цыпочек»; и правда, ну неужели он искренне полагал, что «творение Йоко про задницы» было «столь же важно, как «Sgt. Pepper»»? Но таким был Джон. Когда он был настроен продать пластинку, гиперболы бурлили, и, отдавая должное Rolling Stone, стоит сказать: никогда еще ни с одной рок-группы так не срывали покровы. С присущим ему политическим прагматизмом Джон рассчитывал, что после выхода журнала увидит свои фразы на первых полосах мировых газет. И ему это удалось.

Однако у этого «выплеска» была и эгоистичная сторона. Возможно, он, развенчивая легенду о Beatles, поведал о своих гастрольных «подвигах» просто из желания очистить совесть. Но когда он рассказывал об «оргиях», о гастролях, «подобных «Сатирикону» Феллини»… он ведь говорил не только о себе — он же был там не один! И если жены и спутницы других битлов и их команды и имели сомнения насчет того, что творили в отъезде их мальчики, теперь никаких сомнений не осталось. Он хоть когда-нибудь придерживал коней? Думал о ранах, которые мог нанести? Или героин притупил его чувства, как он позже признается сам?

Если не считать визиты с Beatles, это был его первый раз в Нью-Йорке, городе, который он прозвал «местами боевой славы» Йоко, и он сразу почувствовал себя как дома, но слегка робел, когда она привела его в Гринвич-Виллидж и представила своим старым друзьям-авангардистам. В Лондоне знакомства устраивал главным образом Джон, но в Нью-Йорке путь в «продвинутое искусство» прокладывала Йоко. Как сказал их ассистент Дэн Рихтер: «Джон хотел быть крутым, хотел, чтобы с ним считались… не просто как с рок-звездой, а с чем-то большим. Йоко была его проводником, его контрамаркой… Он постоянно пытался стать более утонченным».

Один из путей к этому, как начал верить Джон, лежал в создании кинофильмов. «Задницы» Йоко вызвали мини-скандал, и теперь оба планировали сделать сиквел. Его озаглавили «Up Your Legs Forever»[142], и самая младшая подчиненная Аллена Клейна, двадцатилетняя Мэй Пэнг, связалась и со звездными друзьями пары, и с незвездными, и со всеми, с кем только могла, и попросила их встретиться в небольшой студии, где снимут их голые ноги. Она нашла 364 с половиной пары ног — Энди Уорхол, согласившись присоединиться к проекту, тем самым подвигнул на то и других, в том числе актера Джорджа Сигала, писателя Тома Вулфа, самого Клейна и кого-то с искусственной ногой. Смысл фильма так никогда и не прояснился, но он чрезвычайно веселил Джона.

Йоко была из ранних феминисток, и Джон, ныне бывший при ней (да, они поменялись ролями), все больше проявлял рвение неофита и все чаще говорил об эксплуатации женщин — и это могло бы войти в конфликт с задумкой их очередного фильма под названием «Fly»[143]. Но, очевидно, не вошло. Идея этого фильма заключалась в том, чтобы экстремально крупным планом снимать муху, ползающую по обнаженному телу молодой женщины. Они просмотрели нескольких моделей и выбрали одну, со сценическим псевдонимом Вирджиния Ласт — которая, похоже, снималась укуренной в хлам. Наверное, Йоко считала, что зрителей настолько поглотят мушиные странствия, что они поначалу и не заметят, где именно находится муха. Ну, может быть…

Съемки, насколько известно, проходили непросто. Сперва девушку обмазали медом, чтобы привлечь муху и не дать ей улететь. Не сработало. Тогда решили обрызгать насекомое угарным газом, в надежде, что муха проснется и поползет. Так тоже не вышло. Мух непрестанно меняли. И Джон, стоявший рядом с женой, всецело преданный, смотрел, как по настоянию Йоко муху посадили на большой палец девушки. Потом на грудь. Потом на…

Тут оператор, Стив Гебхардт, отступил. «Я не могу этого сделать», — сказал он. И Йоко сама посадила ее туда.

Дэн Рихтер рассказывал о съемке сцены в книге «И кончилась мечта»: «Почти целые сутки… обдолбанные мухи… ползали по голой Вирджинии Ласт… от холмов ее грудей до темной впадины лона».

В 1971 году, в январе, Джон и Йоко вылетели в Японию, где экс-битла представили очень консервативным родителям жены, ныне вышедшим на пенсию. Их брак к тому времени уже длился почти два года. Джон облачился в «супермодное милитари» и на господина Оно впечатления не произвел, но госпожа Оно была очарована — он всегда ладил с пожилыми женщинами.

Однако в Японии пара не задержалась: прошла всего неделя, и они вернулись в Англию. Все его новые затеи демонстрировали, что Леннон преисполнен бунтарского настроя — не факт, что по-настоящему искреннего. Как исполнителю ему нужен был максимально широкий охват в прессе, чтобы добраться до фанатов. Но в его глазах юный и непокорный дух подпольных малотиражек всегда озарялся романтическим ореолом анархии. И когда писатель и активист Тарик Али, выпускник Оксфорда, и исследователь Робин Блэкберн попросили его дать интервью для ультралевой газеты Red Mole[144], он был польщен.

Однако он говорил не всю правду. Сам он позднее звал себя «хамелеоном», а у очернителей были все основания сравнить его с диванной подушкой, сохраняющей отпечаток каждого, кто на нее присел, — будь то Махариши, Янов или Йоко. И нельзя не признать, что по крайней мере часть его реплик в интервью «Красному кроту» была призвана не поведать о его детстве честно и