—Довольно,— голос Октавиана, сухой, скрипучий, усталый, звучит вороньим карканьем.— Полагаю, Рейнхарт, что на сегодня более чем достаточно. Вряд ли кто-то желает быть настолько посвященным во внутренние дела братства.

Антураж, живой щит расчетом на благоразумие Нордана и Дрэйка — вот участь и назначение собранных здесь людей. И нападение на монарха во всех известных мне странах приравнивается к измене короне с последующей смертной казнью.

—Тебе не о чем волноваться,— парировал Рейнхарт спокойно.— Практически все присутствующие, включая слуг, забудут о том, что происходило этим вечером в этой комнате, едва переступят ее порог. И ты тоже, Октавиан.

По губам Катаринны скользнула усмешка легкая, удовлетворенная, и я поняла вдруг, что императрицу провал в памяти не коснется.

—Я слишком устал, чтобы удивляться в полной мере твоим играм.— Император провел ладонями по своему лицу, сжал на секунду виски, то ли не заметив усмешки супруги, то ли не считая нужным акцентировать на ней внимание. Откинулся на спинку стула, смежил веки.— Тогда говорите, о чем хотите, и избавьте нас поскорее от утомительной роли статистов на вашем представлении.

Люди переглянулись растерянно, настороженно. Статисты. И пушечное мясо при необходимости. Катаринна же невозмутимо взяла бокал с красным вином, пригубила, бросив из-под полуопущенных ресниц взгляд на Рейнхарта. Мужчина коснулся перстня братства, покрутил рассеянно на пальце. Блеск серебряной звезды на темном золоте притянул неожиданно мой взор, заставил присмотреться к незамысловатому узору.

—Наше вечное напоминание,— задумчиво произнес Рейнхарт, перехватив мой взгляд.— Перстни дарованы нам богами. Символ и память, подобно знакам на нашей коже. Золото как символ бога, мужского начала и солнца.

—И серебро как символ богини, женского начала и луны,— прошептала я.

В глазах большинства присутствующих непонимание и лишь Катаринна хмурится едва заметно.

—Простейший символизм,— Рейнхарт улыбнулся одобрительно, и я почувствовала, как напрягся, подобрался рядом Нордан.— За столько веков я так и не пришел к определенному выводу: к добру или к худу, что на него мало кто обращает внимание?

Мы действительно связаны. Не только я, Нордан и Дрэйк, но мы все — те, кто вступили в братство, и одаренные милостью Серебряной. И знак связи этой всегда находился перед нашими глазами, если бы кто-то дал себе труд задуматься об истинном назначении перстня.

—Его императорское величество, безусловно, правы,— заговорил Дрэйк.— Отложим светские формальности и перейдем к делу. Пусть присутствующие и забудут завтра о событиях этого вечера, однако не думаю, что уместно их задерживать, а также обсуждать наши дела в присутствии дам.— Дрэйк поднялся из-за стола, склонил почтительно голову перед императрицей.

—Опасаешься ранить юное наивное сердечко своей игрушки?— словно невзначай уточнил старший, вставая.

—Беседы такого рода не предназначены для ушей леди, поэтому не стоит утомлять дам скучными мужскими разговорами,— возразил Дрэйк уклончиво, игнорируя заброшенную наживку.

Катаринна протянула Рейнхарту руку, и мужчина запечатлел поцелуй на женских пальчиках, несколько более долгий, чем того требовали приличия. И я, следуя примеру остальных, поторопившихся отвести взгляд, отвернулась, не желая ничего знать о личной жизни правительницы чужой мне страны. Страны, завоевавшей, уничтожившей мою родину.

Мужчины ушли через другую дверь. Нордан нащупал мою руку, лежащую под столом на колене, сжал предупреждающе.

Несколько минут тишины. Вспышка молнии за высокими окнами, новый раскат грома вдогонку.

—Нордан, мне показалось, твоя — или, правильнее сказать, ваша?— спутница не притронулась к вину и ничего почти не съела,— заметила Катаринна наконец.

—Айшель переволновалась,— пояснил Нордан.— Все-таки не каждый день оказываешься в обществе змей с голубой кровью.

—Поэтому она позволила себе находиться в столь вульгарном наряде в присутствии членов императорской семьи? Впрочем, я рада, что моя дочь отныне будет избавлена от пагубного влияния вашей маленькой феосски. Подумать только, сразу двое мужчин. Да это просто неслыханно! Хотя я всегда говорила, что за чересчур строгой моралью Феоссии скрываются тлен, разврат и потакание самым низменным человеческим желаниям.

Одна из женщин хихикнула услужливо, вымученно.

—Тем и хороша Эллорийская империя — она-то даже не пытается прикрыться моралью. Или хоть чем-нибудь,— возразил Нордан насмешливо.— А с другой стороны, зачем маскировать какой-то там моралью дорогой и доходный бордель?

Сияние молнии, белой, неожиданной яркой, затопило столовую. Свет люстры погас, во вспышке мелькнуло нечто блестящее, стальное, перехваченное рукой Нордана возле самой моей груди. Быстрое, едва отмеченное мной движение, и мужчина метнул предмет обратно через стол. Сияние истаяло, погрузив помещение в темноту, оглушающий рокот грома поглотил женский вскрик, визг, скрежет ножек резко отодвигаемых стульев.

Нордан встал, не отпуская моей руки, увлекая за собой назад, прочь от стола. Сжал вновь мои пальцы, поднес к губам. Я ощутила легкий поцелуй, ощутила, как мужчина коснулся большим пальцем ободка кольца. Несмотря на клубящуюся духоту, вокруг нас поднялся холод волной, щекоча кожу внезапным контрастом. Мою талию обвила рука, но рука чужая и одновременно Нордан разжал пальцы, отпуская меня.

—Только, чур, не визжать и не драться, это свои,— прозвучал рядом тихий голос Бевана.

В столовой смешивается, бьется полумрак, крики, паника. Становится все холоднее и — немного светлее ото льда, стремительно покрывающего пол, предметы обстановки, разрастающегося с голодным хрустом. Прежде, чем Беван уводит меня в коридор, я замечаю, как люди — и Октавиан, и господа, и лакеи,— сгрудились по другую сторону стола, отступая вынужденно к окнам, как Катаринна склонилась к сидящей на полу Хейзел, из окровавленного плеча которой торчал столовый нож.

Беван закрыл дверь, потащил меня бегом по темному коридору — похоже, свет выключился не только в столовой, а может, и во всем дворце.

—А как же Норд?— Я оглянулась на оставшуюся позади дверь, понимая, что Нордан за нами не последовал.

—Норд не маленький, сам справится. А вот нам надо поторопиться, пока сюда по тревоге не сбежалась вся императорская гвардия с собачонками Рейнхарта во главе.

—Но мы не можем оставить там Норда!

—Можем. И оставим.

Я попыталась остановиться, попыталась вырваться из рук Бевана, но мужчина даже шага не замедлил.

—Ради Кары, Айшель, мне что, перекинуть тебя через плечо и так нести?

Но я не могу… не могу бросить там Нордана! А если с ним что-то сделают? И, скорее всего, сделают наверняка?

Пол дрогнул. Резко, сильно, словно к грозе присоединилось землетрясение. Беван все же остановился, пошатнулся, обнял меня крепче, не позволяя упасть.