– Врачи не смогли ей помочь. Она возвращается на следующем почтовом корабле из Саутгемптона.

Солнце в тишине опустилось в серебряное море, унося с собой из мира свет, и в душе Сантэн воцарился мрак.

– Ирония судьбы, – прошептала она. – Благодаря тебе я могу получить все на свете, кроме самого желанного, – тебя, моя любовь.

* * *

Женщины раздробили в деревянных ступках свежие зерна проса, превратив его в грубую белую муку, и заполнили ею кожаный мешок.

После восхода новой луны вслед за своим братом Мозесом Сварт Хендрик с этим мешком вышел из крааля и ночью тихо поднялся на вершину гряды. Пока Хендрик караулил, Мозес забрался в старое гнездо филина на свинцовом дереве и достал сумку с бумажными пакетами.

Они шли вдоль гребня гряды, пока не пришли в такое место, где их невозможно было увидеть из деревни, но и здесь они тщательно заслонили небольшой костер, который развели среди обломков бурого железняка. Хендрик разрывал пакеты и высыпал сверкающие камни в маленький калебас, а Мозес тем временем в другой тыкве смешал муку с водой, так что она превратилась в мягкую кашицу.

Хендрик тщательно сжег все бумажные пакеты в костре и размешал палкой пепел. Когда это было сделано, он кивнул младшему брату, и Мозес вылил тесто на угли. Пресное тесто начало пузыриться, и Хендрик высыпал в него камни.

Пока лепешки затвердевали, Мозес продолжал печально говорить. Это было почти заклинание:

– Это камни смерти. Белые люди чересчур их любят; это камни смерти и безумия.

Хендрик не слушал его, он придавал форму пекущимся лепешкам, щурясь от дыма и улыбаясь про себя. Когда каждая лепешка снизу становилась коричневой, он переворачивал ее и пек, пока она не затвердевала, как кирпич; потом снимал с огня и клал остывать. Наконец он уложил грубые толстые лепешки в кожаный мешок, и браться неслышно вернулись в спящую деревню.

На следующее утро они вышли рано. Первую милю пути их сопровождали женщины, которые пели прощальные песни. Когда женщины отстали, мужчины даже не оглянулись. Они шли к низкому коричневому горизонту, неся на головах свертки с вещами. Они не думали об этом, но такая картина ежедневно повторялась в тысячах деревень на всей южной части континента.

Два дня спустя, по-прежнему пешком, они добрались до станции набора рабочих. Это был маленький однокомнатный магазин у перекрестка дорог на краю пустыни. Белый хозяин магазина вдобавок к своему не очень выгодному бизнесу скупал у кочевых племен шкуры животных и набирал людей для «Венелы».

«Венела» – так сокращенно обозначали «Витватерсрандскую ассоциацию туземных работников», вездесущую организацию, которая протянула свои щупальца в самые глухие уголки Африки. От вершин Драконовых гор в Басутоленде до болот Замбези и Чобе, от пустыни Калахари до дождевых лесов на высокогорьях Ньясаленда она собирала ручейки черных людей, превращая их вначале в ручьи, а потом в могучую реку, которая бесконечно вливалась в знаменитые золотые поля Хребта Белых Вод – Витватерсранда в Трансваале.

Хозяин небрежно взглянул на двух черных «новобранцев», покорно стоявших перед ним. Лица у них были нарочито бесстрастными, глаза – пустыми: единственная проверенная защита для черного африканца в присутствии белого.

– Имя? – спросил хозяин.

– Генри Табака.

Хендрик выбрал это имя, чтобы скрыть родство с Мозесом и исключить любую возможную связь с Лотаром Делареем и ограблением.

– Имя?

Хозяин взглянул на Мозеса.

– Мозес Гама.

Он произнес это с гортанным «г».

– Работали раньше на шахтах? Говорите по-английски?

– Да, Бэйзи.

Они отвечали подобострастно, и хозяин магазина улыбнулся.

– Хорошо, очень хорошо! Вы будете богаты, когда вернетесь из голди. Много жен. Много джиг-джиг, а? – Он сально улыбнулся, вручая каждому зеленую карточку «Венелы» и билет на автобус. – Автобус скоро придет. Ждите снаружи, – приказал он и сразу утратил к ним интерес. За каждого рекрута он получал гинею – хорошие деньги, к тому же легкие, и на этом его обязанности перед новобранцами заканчивались.

Они сорок восемь часов ждали под чахлым колючим деревом у стен магазина с железной крышей, пока, выбрасывая в пустыню синий выхлоп, не пришел грохочущий, дребезжащий автобус.

Он ненадолго остановился, и рабочие закинули свой скромный багаж на крышу, где уже лежали калебасы, ящики и свертки и стояли козы со связанными ногами и плетенные из коры клетки с птицей. Затем забрались в переполненный автобус и втиснулись на жесткую деревянную скамью. Автобус взревел и двинулся дальше по пустыне; ряды черных пассажиров, стиснутых плечо к плечу, подскакивали и раскачивались в такт его прыжкам по неровным колеям.

Два дня спустя автобус остановился у ворот сборного пункта «Венелы» на окраине Виндхука – вся территория была обнесена колючей проволокой, ворота тоже оплетены ею, и большинство пассажиров, все молодые, вышли и стояли оглядываясь, пока огромный черный надсмотрщик с медной табличкой на рукаве, свидетельством его власти, и с хлыстом в руках не выстроил их в ряд и не провел в ворота.

Белый управляющий сидел на веранде конторы, упираясь башмаками в перила, у его локтя стояла черная бутылка немецкого пива; он обмахивался шляпой. Черный надсмотрщик по одному пропускал к нему рекрутов для оценки. Управляющий отверг только одного – тощего коротышку, которому едва хватило сил подняться на веранду.

– Этот ублюдок болен туберкулезом. – Управляющий отхлебнул пива. – Избавься от него. Отправь туда, откуда он пришел.

Когда вперед вышел Хендрик, управляющий выпрямился в плетеном кресле и поставил бутылку.

– Как тебя зовут, парень? – спросил он.

– Табака.

– Ага, ты говоришь по-английски.

Управляющий сощурился. Он умел разглядеть тех, от кого можно было ожидать хлопот: в этом и заключалась его работа. Он определял это по глазам, по блеску ума в них и по агрессивности. Он определял это по тому, как они ходят, как расправляют плечи; этот рослый мрачный черный с размашистой походкой сулил большие неприятности.

– У тебя неприятности с полицией, парень? – спросил он. – Ты украл чужой скот? Или убил своего брата – или джиг-джиг его жену, а?

Хендрик смотрел на него неподвижным взглядом.

– Отвечай, парень.

– Нет.

– Когда говоришь со мной, называй меня «баас». Понял?

– Да, баас, – ответил Хендрик. Управляющий раскрыл лежащее перед ним полицейское досье и медленно стал листать его, внезапно поднимая голову, чтобы застигнуть выражение опаски или вины на лице Хендрика. Но тот снова надел непроницаемую маску тупого, покорного африканца.

– Боже, как от них несет. – «Баас» бросил досье на стол. – Уведи их, – велел он черному надсмотрщику, а сам взял бутылку, стакан и ушел в кабинет.