шеи́,

И говорил тогда старой ему седатой-от,

Ише тот ли могучой русьской бога́тырь же,

200 Ише тот ли Илья да Илья же Мурамець,

Илья Мурамець же свет да он Иванович:

«Мы положим-то с тобой, брателко крестовой мой,

Ты крестовой брателко же мой названой же,

Ты Добрынюшка Никитич млад,

205 И мы положим с тобой заповедь великую:

Уж нам слушать старшему же младшого,

А младшому с(ы)лушать брата́ же старшего,

Мы положим таку клятву с тобой великую».

Тут говорил же Добрынюшка да всё Микитич млад:

210 «Ты поедем-ко, мой же брателко крестовой мой,

Ко моей-то к ро́дной матушки к родимою,

Ко Амельфы-то поедем к Тимофеёвны,

Мы попить-то к ей, покушати».

Тут поехали два могучи руськи бога́тыри,

215 [О]ни поехали скоро к Добрынюшкину подворьицу.

И тут стречала-то Добрынюшкина ро́дна матушка,

Как чесна вдова Амельфа-то Тимофеевна,

Выходила она выбегала на красноё крылечушко,

Она низко кланялась старому-седатому,

220 Как тому ли Ильи, Ильи Ивановичу:

«Приходи ко мне, ты гось дорогой, небывалой мой,

Небывалой мой, кресто́во ты моё дитятко,

И тут же приходи-ко-се, дорогой мой гось».

И повела-то его же Омельфа Тимофеёвна

225 А и во высокие вела его новы горници,

Э и она садила-то гостя́ старого-седатого:

«И ты садись-ко-се, садись, мое чадо милоё,

Чадо милоё мое да ты крестовоё,

А и ты Илья ты мой же всё да ты же Мурамець,

230 Сын же ты садись да всё Иванович,

А и ты садись-ко-се, садись, мое чадо милоё,

И ты премладенький мое ты да чадо милоё,

А и ты Добрынюшка у мня да всё Микитич же.

А и вы за столячок садитесь за дубовый же,

235 А и вы за скатерти всё за бранные,

Вы за ествы-ти садитесь за саха́рные,

Уж попейте напиточки медовы же всё».

А тут жил-то гостил старой-седатой-от,

А она стала тогда распрошшать про своего же

240 И она про брателка родимого,

А про Ивана-то же она да про Тимофеевича,

И про его-то ро́дну матушку Апистенью Яковлевну.

И тут же она подносила-то мёды сладкие,

И тут подносила Амельфа-то Тимофеёвна

245 Дорого-то питья да мёду сладкого,

А дорогому она гостю́ да небывалому,

Она крестовому своему да всё же дитятку,

Как она старому-седатому Ильи Мурамцу сыну Ивановичу,

[О]на своёму-ту чаду милому премла́дому,

250 Она Добрынюшки же всё Микитичу.

А и подносила она же им да низко кланялась:

«Уж вы кушайте, дороги мои гости милые».

И тут жил-гостил старый-седатой он челой месяць у них,

И он гостил у их жил-то у его во доми же,

255 У Добрынюшки же он да у Микитича,

Как у брателка у крестового,

Обучал старо́й-седатой Илья же Мурамець

Как по силам поезкам всё богатырьским его,

Как ездить ему в чисто́м поли́,

260 Как боротисе да не с приятелеми.

100

ВАСЬКА ДА ГОРЬКА ПЬЯНИЦА

Как во славном было во городи,

Во славном же было всё во Киеви,

И жил-то был да князь Владимер стольне-киевьский,

А и стал-то князь Ладимер

5 Стал же он пре старости,

А он пре старости ж был же всё, пре древности,

Буйна голова у князя была да при седины стала,

Ретиво́ серьцо же было у его пре скорбести.

Ише у князя Владимера же все могучи русьски же все бога́тыри

10 Они уехали из города из Киева,

Они оставили князя без всякой его да без зашшиты же,

А они уехали да ко своим к отцам да к своим матушкам,

К своим же они да к молодым жонам

И к малым детоцькам.

15 И тут прошла же та же слава всё великая,

А и по всей-то пошла да по святой Руси,

А прошла слава до неверных городов,

До того ли города же всё арабского.

И тут же царь арабской скоро услыхал же он,

20 Шшо во городи во славном Киеви

Все могучи-ти руськи бога́тыри уехали,

А оставили-побросили князя Владимера

Безо всякой его да всё да без зашшиты же,

Отправлял царь арабской царишшо Грубиянишшо

25 Он же черны же ка́рабли заморские,

Он грузил же орудью всё же крепкую,

Он-то отправлял премла́дых карабельшичков

А и премла́дых арабских всё матросиков.

И как князь Владимер-от да Святослаевич

30 Он ставал-то скоро по утру ту ранному,

До восходу-то ставал да красна солнышка,

Водевалсе он в платье же во цве́тное,

Во цве́тно платье да княженеськое.

Он же брал-то скоро в руки свою трубочку да золоченую,

35 Золоченую трубочку да княженеськую,

И пошел-то потихошеньку на ту ли стену городо́вую,

Он на ту ли на башню науго́льнюю,

Он смотрял во трубочку во вси чотыре стороны,

А пушше смотрял же во свою, во гавань княженеськую,

40 Где его же стояли черны ка́рабли,

А он увидел во гавани княженеською

А как стоят-то, пришли черны ка́рабли,

А черны ка́рабли пришли же всё заморские,

А он смотрял-то во трубочку в подзорную,

45 Не мог признать-то какое знамя,

Да из какого города.

А сам призадумалсе да князь да припечалилсе;

«Ужли [у мня], у князя, стало не по-старому,

Не по старому же стало у мне да не по-прежному,

50 Я не могу признать знамена в ка́раблях да всё в заморьских же».

Он пошел скорёхонько со стеночки да городо́вую,

Он пошел же всё да потихохонько,

Он спускалсе по ступенькам да потихохонько,

Он держалсе за перилочки да золоченые,

55 Приходил вон в терем же да княженеськие,

Он говорил своим послам да княженеським же:

«Уж вы ой еси, послы да княженеськие,

Вы подите-ко ишшите Ваську горьку пьяницу,

Вы найдите-зыщите его по