Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 10
«Восточные войска» и «освободительная армия»
Остполитики
Невозможно установить, когда и где части германской армии впервые использовали советских пленных и дезертиров в роли добровольных помощников. Переместить пленных в тыл было трудно, а когда эти пленные проявляли столь мало враждебности, было естественным и очевидным заставить их работать. Таким путем, как говорят, более 200 тыс. советских пленных стали прикрепленными к германским воинским частям уже в ходе первой кампании. Как повара, водители, ординарцы, санитары-носильщики, чернорабочие или переводчики — вот шансы, которые были у пленных, которым повезло сдаться в составе небольшой группы, да еще в спокойном месте. Иногда им даже давали немецкую форму и винтовку. Иногда они отличались в бою, сражаясь на немецкой стороне. Так как их «не существовало» (в списках войск), их нельзя было похвалить за поведение упоминанием в боевых донесениях. Но это было слишком мелким недостатком, ибо было лучше, значительно лучше жить, не имея официального существования, чем исчезнуть в массовых захоронениях шталагов и дулагов.
Зимой 1941/42 г. многим из этих вспомогательных сотрудников, или сокращенно Hiwi, было суждено обрести нечто вроде боевого статуса. В декабре 1941 г. в обширных лесах Белоруссии за линией фронта группы армий «Центр» появились первые крупные и координированные соединения советских партизан. Русские контрпартизанские силы были идеей майора фон Кравеля — начальника штаба у командующего тыловым районом генерала Макса Графа фон Шенкендорфа. Кравель разрешил сформировать отряд антипартизанской милиции из Hiwi. Вероятно, первый полный батальон был сформирован в городе Брянске под командой майора Вайса. Скоро в зоне юрисдикции Шенкендорфа было уже шесть таких батальонов. Кравель также вооружил казачий кавалерийский батальон под командой полковника Кононова, который дезертировал вместе с частью своего полка. Как полностью укомплектованное казачье подразделение со своими собственными офицерами батальон Кононова опередил вербовочную кампанию на казачьей территории на девять месяцев. В те ранние дни Кононов был самым ценным советским дезертиром, предложившим свои услуги немцам. В 1944 г. он стал генерал-майором в корпусе Паннвица, а в конце войны — «верховным атаманом» казачьих войск в РОА Власова.
Также в зоне Шенкендорфа, но на совершенно других, нежели казаки и Hiwi, основаниях располагались личные владения и частная армия Бронислава Каминского — выдающегося авантюриста, который аналогичным образом стал бригадефюрером (генерал-майором) — и это в СС (отец Каминского был поляк, мать — немка. — Ред.)! Дело Каминского иллюстрирует крайнюю терпимость, которую могли себе позволить командующие армиями, игнорируя приказ о комиссарах, когда выбор делали они. Согласно суровой букве приказа Гитлера, любой советский начальник района или администратор сельсовета, которому не удалось удрать с Красной армией, был обречен на ликвидацию. И тем не менее Каминский, обер-бургомистр «Локотского округа самоуправления», продолжал оставаться на своей должности, несмотря на приказ фюрера и силы СД. Это было удобно тем, кто считал Каминского полезным. Район поселка Локоть находился на окраине кишевшего партизанами Брянского леса. Когда Каминский очистил свой район от партизан, этот неофициальный эксперимент некоего лейтенанта фон Вельтхайма привлек внимание высоких властей. С помощью генерала Рудольфа Шмидта, командовавшего 2-й танковой армией — действие, которое должно было быть одобрено Кейтелем, если не самим Гитлером, — Каминскому было присвоено звание бригадефюрера. Его территория была признана Верховным командованием как самоуправляемый район, а ему было разрешено иметь свои войска, которые были названы РОНА (Русская освободительная народная армия) — предтеча русских инициалов РОА, которые в применении к «восточным войскам» проложили дорогу армии Власова. РОНА Каминского была оснащена немцами за счет трофейных танков и пушек. Члены русской политической эмигрантской элиты, которых больше всего поддерживал Розенберг, партия солидарности Байдалакова, или НТС, были отправлены в Локоть, чтобы помочь Каминскому в формировании политической администрации в духе национал-социализма.
Все это было сугубо вопреки объявленной политике Гитлера, и все же Каминский стал тем русским коллаборационистом, который заслужил похвалы Гитлера, и это происходило в июле 1943 г. — в тот самый момент, когда Гитлер хотел разоружить русских добровольцев. Каминский долгое время сохранял за собой свою личную армию после того, как добровольцы были рассредоточены по другим фронтам. Это стало ему наградой за неразборчивый прогерманизм, но не могло бы произойти, если бы дело Каминского не было слишком странным и непредсказуемым, чтобы связывать его с «русским освободительным движением», имевшим более широкую базу. Каминский был не солдатом, а гражданским человеком, не русским, а наполовину поляком (и наполовину немцем. — Ред.), у которого прошлое было слишком нечистым, не внушавшим доверия, чтобы делать из него фигуру национального освободительного движения. Он не представлял никакой ценности для экзальтированной группы немецких офицеров, которым был нужен лидер, способный возглавить всероссийское движение протеста. К тому же Каминский был слишком беспощаден. Генерал-майор Герман Теске видел четырех бывших штабных офицеров Каминского, повешенных перед его штабом в марте 1943 г. Так что Каминский стал обузой. Хотя Гиммлер и хвалил способность людей Каминского жить на награбленное, ему пришлось ликвидировать самого Каминского во время Варшавского восстания 1944 г., когда, будучи полицейским командиром, тот стал слишком открыто применять немецкие методы и покрыл их вопиющей дурной славой.
Остполитики наверняка поступили бы очень опрометчиво, если б стали поддерживать такого местного полевого командира, как Каминский, на роль своего «русского национального лидера». И удивительно, что они не повторили эксперимент фон Вельтхайма в других местах. Ряд правительств типа района Локоть мог бы создать более привлекательную базу для их планов, чем неумный прямой вызов Гитлеру, который был подан группой армий «Центр» осенью 1941 г. Много было написано о весьма противоречивой фигуре генерал-майора (тогда полковника) Хеннинга фон Трескова, который был сперва начальником штаба у фон Бока, а потом у фон Клюге как главнокомандующих этой группой армий. Именно фон Тресков составил план, которого придерживался Штауффенберг в июле 1944 г., — план военного переворота в Берлине, который должен был сопровождаться убийством Гитлера. И тем не менее человек, который упорно замышлял убить Гитлера, в 1930 г. еще юным лейтенантом пытался обратить в национал-социалистическую веру офицеров 9-го пехотного полка. Зять знаменитого фон Фалькенхайна, начальника Генерального штаба (в сентябре 1914 г. — августе 1916 г., когда был заменен Гинденбургом. — Ред.) в Первую мировую войну, фон Тресков принадлежал классу, который нелегко уразуметь вне рамок германской истории между двумя войнами, классу офицеров, устраивающих путчи, с избытком воображения для их ограниченной профессии.