Если отсутствие поправки за робость человека XX в. провалило план 20 июля 1944 г., как оно разрушило и другие планы фон Трескова, то необходимо помнить, что самые оригинальные штабные офицеры — всего лишь солдаты, некая разновидность трамвая или поезда, который функционирует неважно, когда сходит с рельсов.

Вероятно, в сентябре 1941 г., когда любой советский пленный, создававший впечатление, что умеет читать и писать, имел неплохой шанс быть расстрелянным согласно приказу о комиссарах, фон Тресков убедил своего шефа фон Бока послать Гитлеру петицию. Под видом того, что она исходит от назначенной немцами управы Смоленска, она была составлена заместителем головы управы, профессором Борисом Базилевским. Петиция сопровождала подарок с особенно дурным предзнаменованием: пушку из музея, которую (в числе более тысячи орудий) Наполеон бросил в 1812 г. Эта петиция не представляла собой заверения в лояльности. В ней содержалось предложение сделать город самоуправляющейся столицей территорий, оккупированных немцами, и вербовочным центром для всех, кто хочет воевать против Сталина. В контакт с самим Гитлером пытался вступить русский коллаборационист, и можно было предположить, что профессор Базилевский впоследствии окажется необычно высоко в списке разыскиваемых советских военных преступников. Но думать так — значит недооценивать возможности советских двойных агентов и цену вольтфаса[8] в коммунистической стране. Спустя пять лет профессор появился в Нюрнберге с огромной кучей исключительно основанных на слухах доказательств о немецком участии в катынской резне. (Доказательств более чем достаточно — начиная с немецкого шпагата, которым были связаны руки расстрелянных поляков, и немецких пуль, извлеченных из тел, и кончая письмами 1941 г. из оккупированной немцами Польши в карманах (а согласно геббельсовской, а также позднейшей, сляпанной в 1990-х гг., фальшивках, поляков расстреляли в 1940 г. — Ред.)

У кого-то, видимо, хватило мужества передать петицию этого «недочеловека» Гитлеру, который вместо того, чтобы впасть в бешенство, сказал что-то об использовании таких проявлений «постепенно». Фон Тресков получил стимул к продолжению. В ноябре 1941 г. он вместе со своим начальником разведки полковником Рудольфом фон Герсдорфом составил план для «Русской армии» в 200 тыс. человек — примерная численность Hiwi (вспомогательных служащих вермахта из местного населения оккупированной страны). Тресков полагал, что из-за острой нехватки людских ресурсов перед лицом советских контрударов на этом фронте его поддержит Кейтель в ОКВ. Он зашел так далеко, что даже предложил поставить несколько таких русских армейских корпусов на удержание секторов на фронте, оставляя для безопасности одну немецкую дивизию на каждые три русские. Фон Бока уговорили послать этот план Браухичу, который представил его Гитлеру со своим одобрением, отмеченным на полях документа. Из ставки Гитлера никакого ответа не пришло, и в декабре фон Тресков отправился туда сам только для того, чтобы получить суровую выволочку от Кейтеля. Ему было заявлено, что политические вопросы вермахта не касаются. «Такие идеи не подлежат обсуждению с фюрером».

Ни Кейтель, ни Гитлер на этом этапе войны не имели никаких подозрений на тот счет, каким гнездом заговорщиков станет группа армий «Центр». Это не оказывало влияния на решение Гитлера. В то время, когда все еще ожидалась победа в блицкриге, Гитлер не изменял своих взглядов на разрешение «славянам» носить оружие и, более того, если бы даже взгляды Гитлера были более либеральными, этот проект оставался фантастически опасным. В декабре надежды Трескова еще более пошли на убыль, когда Гитлер отправил Браухича в отставку и когда фон Бока сменил вначале фон Лист, а потом — более осторожный фон Клюге. Теперь вообще пришлось засунуть в долгий ящик планы по новым дивизиям. В течение зимы 1941/42 г. единственными русскими частями, которые можно было использовать на фронте группы армий «Центр», были различные антипартизанские батальоны фон Кравеля, Вайса и фон Вельтхайма. Эта двусмысленная ситуация, однако, в конечном итоге привела к некоторому признанию статуса Hiwi. В пересмотренных правилах, которые Герман Райнеке разослал 24 марта 1942 г. из своего штаба национал-социалистического руководства вермахта, было упоминание о сертификатах, защищавших настоящих дезертиров от интернирования. Это стало ответом ОКВ на ажиотаж, в котором фон Шенкендорф сыграл лидирующую роль. Шенкендорф отмечал опасность для боевого духа в частях, не имеющих надлежащей униформы и чьи офицеры не признаются германским солдатом. Во многих своих батальонах, как и в случае с Осинторфом, который потом взбунтовался, у русских офицеров не было иной альтернативы, кроме строевой службы.

В феврале, когда начали действовать «охотники на рабов» Заукеля, задача Шенкендорфа осложнилась из-за слухов, ходивших среди батальонов из бывших Hiwi. Его побудили написать докладную записку о партизанской войне, которая имеет что-то схожее с более ранним планом Трескова. Он требовал поставить перед добровольцами воочию цель создания «национальной России, свободной от большевизма», даже если эта цель будет лишь надувательством. Этот документ, датированный 18 марта 1942 г., должен быть одним из первых, в которых упоминается этот пропагандистский прием, но инициатива в этом вопросе перешла в другие руки. Лейтенант Вильфрид Штрик-Штрикфельд, этот непонятный балтийско-немецкий переводчик, готовил детали плана о новых русских дивизиях для фон Трескова, а сейчас работал в отделе пропаганды вермахта, и вот за дальними кулисами этой ветви военной бюрократии решался вопрос приведения в действие власовской организации. Самому Штрик-Штрикфельду было суждено стать адъютантом и конфидантом (задушевным другом. — Пер.) этого «освободителя» (то есть Власова) и даже временами архитектором его успехов. С этих пор генералы уже не решались повторять ошибку фон Трескова в попытке добиться прямого решения Гитлера, но Шенкендорф продолжал проявлять удивительную активность, призывая при этом других следовать его примеру.

Политическая война в Советском Союзе велась несколькими соперничавшими учреждениями: министерством Розенберга, министерством пропаганды Геббельса и какое-то время министерством иностранных дел, а также пропагандистскими службами вермахта под началом полковника Хассо фон Веделя и абвером под руководством адмирала Канариса. Борьба за господство, развернувшаяся позднее, была слишком сложной и утомительной для того, чтобы ее описывать. В данный момент мы займемся лишь органами вермахта. Сам полковник Ведель не был впечатляющей личностью, чьи высказывания выдают натуру приспособленца. При Веделе, однако, существовал подотдел, руководимый полковником Гансом Мартином, который, как бывший чиновник министерства пропаганды, действовал связным со своим старым шефом Геббельсом. Мартин имел привычку докладывать Геббельсу с глазу на глаз, а в одном случае представил целое досье на офицеров-пораженцев в отделах ОКХ и ОКВ. Хотя Мартин и не испытывал большого энтузиазма в отношении «русского освободительного проекта», он был весьма полезен для своих подчиненных как человек, понимавший тщеславие политиканов и знавший, как угодить Геббельсу.

Служба Мартина «Вермахт, пропаганда IV» стала основным гнездом просоветских интриг, а его иммунитет от атак со стороны был во многом обязан расположению к Мартину Геббельса. И