…Невысокие горы, черепичные крыши, узкие стрелы дорог. Утреннее солнце на востоке, ей – именно туда. Ранец – не «черепаха», скорость вдвое, а то и втрое, но спешить нельзя, иначе первый же день полета станет последним. Пять часов в небе – и вниз. Найти подходящий уголок, затаиться, выспаться… Подходящую точку уже наметила – Катовице, как раз половина маршрута. Это уже Польша, где война.

Утреннюю сводку новостей слушала с карандашом в руках, глядя на карту. Русские по-прежнему наступают, Львов взят, танковые колонны движутся к Замостью. Это на юге, в Галиции. Севернее Пинских болот наступление завязло, поляки контратаковали точно во фланг, какая-то русская дивизия попала в окружение. Конечная точка ее маршрута – Львов, но лучше не сам город, а где-нибудь западнее, на шоссе, чтобы приземлиться без помех.

«Марсианский» ранец прост, команды голосом не понимает, но она все-таки выдохнула:

– Курс – юго-запад-запад. С Богом! Вперед!

И свист ветра в ушах.

* * *

Прошлым вечером пришлось поработать. Соль написала подробный отчет, сверяясь с бортовым журналом, оформила бумаги на «марсианский» ранец, а потом присела к столу и крепко задумалась.

В отчете – всё, и о судьбе французской миссии, и о разговоре с Удетом, и о послании Гюнтера Нойманна. Про «Хранилище» отдельно, на листке с грифом «Summo secretum». Ключей от сейфа нет, поэтому все написанное – на стол возле радиостанции.

Написала и письмо отцу, прекрасно понимая, что тот едва ли его прочтет. Поэтому сухо, только по делу, даже расписалась в конце.

Полночи слушала радио, тоже без всякой надежды. Но вдруг? Эфир тонул в разговорах и музыке, но на нужную волну никто не вышел. Зато повезло, вновь поймала танго «Аргентина», причем с первых же тактов.

Соль поняла, что плачет, но слезы вытирать не стала.

9

Он все-таки упал – силы на исходе. Когда сумел подняться, случайные спутники были уже далеко. Александр Белов отогнал страшный соблазн – никуда не идти, остаться в черном тоннеле. Со стоном сделал первый шаг, затем второй. Дальше пошло немного легче. Чтобы отвлечься, стал вспоминать все увиденное и пережитое и вдруг понял – он ни о чем не жалеет. В СССР студенту ИФЛИ рыцарем точно не стать!

Замполитрука улыбнулся, подумав об очень серьезной девочке со смешным именем Соль. Пятая нота в простой гамме. Почему-то верилось, что с инопланетянкой все в порядке. Ему не слишком везло – так пусть повезет ей!

Смерть, послушав мысли упрямого человека, сняла костлявую ладонь с его плеча. Иди, иди, она может и подождать. Все равно встретимся, Никодим![78]

Впереди забрезжил смутный свет. Белов вначале обрадовался, но тут же, спохватившись, замедлил шаг. Сейчас день, наверх выходить нельзя…

Смерть оскалилась и помахала ему вслед.

10

Соль вышла на опушку и подняла руки. Ранец остался в лесу, шлем тоже сняла. Но комбинезон слишком приметный, далеко не уйдешь.

Вначале не заметили, но потом от ближайшей колонны к ней без особой спешки направились трое красноармейцев в шинелях и высоких суконных шлемах. Винтовки в руках, штыки – на незваную гостью.

Соль спокойно ждала. Уже и лица видать, самые обычные, впереди серьезный, нахмуренный, сзади – просто молодые парни, им интересно.

В последний миг она попыталась понять, все ли сделано правильно. Но – не успела.

– Kto takoj? – вопросил хмурый. Взглянув внимательнее, поправился:

– Kto takaya?

Соль сглотнула, вспоминая заученную фразу.

– Mne… Mne nuzhno k vashemu komandiru.

Красноармейцы переглянулись.

– Shpionka! – рассудил один из молодых.

Хмурый, обернувшись, грозно бросил:

– Tsyts!

Подумал немного.

– V osobyj otdel otvedem. Pust razbirayutsya!

Штыки качнулись, указывая дорогу. Соль поняла и, не опуская рук, зашагала к шоссе, по которому бесконечным потоком шли усталые солдаты в шинелях.

11

Шуцман бил не сильно, без размаха, но удар тяжелой дубинки все-таки свалил с ног. Александр упал, успев подставить руки.

– Вставай, вставай! – подбодрил второй патрульный. – На нарах належишься!

…Не ушел комиссар, не ушел. Буквально через десять шагов – свет фонарей в лицо. Серые шинели, высокие шлемы, на лицах скука пополам с омерзением. И, понятно, дубинки.

– Еще один любитель странствий! Крысомора звать надо, а лучше сразу газ в тоннель пустить… Эй, чучело, документы есть?

Замполитрука достал сложенный вчетверо листок. Полицейский развернул, подсветил фонарем.

– Иоганн Вайс! Откуда ты, Вайс? Из Дахау? Вот туда и вернешься.

И ударил снова, на этот раз от всей души.

Шелковка. – Шпицмаус. – Вячеслав Григорьевич. – Плётцензее. – «Воды дошли до души моей» – Jedem das Seine!

1

– Вы понимать… понимаете мой немецкий?

Палатка, часовой у входа, внутри – грубо сколоченный стол и табурет. Не для нее, для офицера. Нет, мысленно поправила себя Соль, командира. Офицеров большевики отменили.

Молод, узкоплеч, очень серьезен. И еще веснушки.

– Понимаю, grazhdanin nachalnik.

– Гражданин следователь, – поправил тот не думая, но тут же вскинулся. – Откуда это взять вы? Слово употребить начальник?

Очень хотелось присесть, полет вымотал, но она старалась стоять ровно, как маленький солдатик на смотру.

– Из военного разговорника, гражданин следователь.

Командир поднялся, довольно потер руки.

– Признаваться? Признаетесь? Готовить вас? Готовить вас кто? Разведка? Польская? Немецкая?

Соль оценила. Либералы они тут, в НКВД! Какую хочешь разведку, такую и выбирай.

– Сама. Два вечера изучала. U menya est vazhnye svedeniya, kotorye ya dolzhna soobshit sovetskomu komandovaniyu.

– Ага! Ага!

Следователь подошел ближе, коснулся плеча.