Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце марта 1917 года Мария Федоровна с дочерью Ольгой, ее мужем полковником Н. А. Куликовским, мужем второй дочери Ксении великим князем Александром Михайловичем переехала в Крым. Великая княгиня Ксения Александровна со своими тремя старшими сыновьями прибыла туда из Петрограда вместе с семьей Юсуповых немного позже. В Крыму вдовствующая императрица находилась в течение двух с половиной лет, до апреля 1919 года — сначала в Ай-Тодоре, затем в Дюльбере и Хараксе. Это пребывание стало для нее практически домашним арестом, полным постоянных лишений и унижений.
Вместе с Марией Федоровной в Крыму находились некоторые члены бывшей императорской семьи и люди, близкие к ним. В имении Ай-Тодор проживали ее дочери: старшая Ксения Александровна с мужем и их шестеро детей — Андрей, Никита, Ростислав, Федор, Дмитрий, Василий; младшая дочь Ольга Александровна со своим вторым мужем полковником в отставке Н. А. Куликовским и маленьким сыном Тихоном (родившимся в Ай-Тодоре 13 августа 1917 года), а также графиня Менгден, фрейлина Евреинова, генерал Фогель и другие.
В имении Чаир жили великий князь Николай Николаевич с супругой Анастасией Николаевной, князь С. Г. Романовский, граф С. В. Тышкевич с супругой, князь В. Н. Орлов, доктор Малама и генерал Болдырев. В имении Дюльбер обосновались великий князь Петр Николаевич с супругой Милицей Николаевной, их дети Роман и Марина, генерал А. И. Сталь с дочерьми Еленой и Марией, в Кореизе — дочь Ксении Ирина с мужем Ф. Ф. Юсуповым.
Вначале вдовствующей императрице разрешалось совершать прогулки по всему Ай-Тодору, но, когда в конце апреля в Ялту прибыли два военных корабля, на борту которых находились 250 матросов и командиров Черноморского дивизиона, ситуация резко изменилась. В апреле 1917 года в имениях, где проживали члены царской семьи, был произведен обыск. Сохранилось письмо, вскоре после этого события написанное вдовствующей императрицей великой княгине Ольге Константиновне. В нем Мария Федоровна подробно описывала те унижения, которым она тогда подверглась:
«…А как грубо и непристойно с нами обращались на прошлой неделе во время домашнего обыска! В половине шестого утра я была разбужена морским офицером, вошедшим в мою комнату, которая не была заперта. Он заявил, что прибыл из Севастополя от имени правительства, чтобы произвести у меня и в других помещениях обыск.
Прямо у моей кровати он поставил часового и сказал, что я должна встать. Когда я начала протестовать, что не могу это сделать в их присутствии, он вызвал отвратительную караульную, которая встала у моей постели. Я была вне себя от гнева и возмущения. Я даже не могла выйти в туалет. У меня было немного времени, чтобы набросить на себя домашний халат и затем за ширмой — легкую одежду и красивый пеньюар.
Офицер вернулся, но уже с часовым, двумя рабочими и 10–12 матросами, которые заполнили всю мою спальню. Он сел за мой письменный стол и стал брать все: мои письма, записки, трогать каждый лист бумаги, лишь бы найти компрометирующие меня документы. Даже мое датское Евангелие, на котором рукою моей любимой мамы было написано несколько слов, — все было брошено в большой мешок и унесено. Я страшно ругалась, но ничего не помогло.
Так я сидела, замерзшая, в течение трех часов, после чего они направились в мою гостиную, чтобы и там произвести обыск. Матросы ходили по комнате в головных уборах и смотрели на меня; противные, дрянные люди с нахальными, бесстыжими лицами. Нельзя было поверить, что это были те, которыми мы прежде так гордились. Никто не может представить себе, что я чувствовала от гнева и негодования! Такой стыд и позор! Никогда в жизни я не забуду этого и боюсь, что никогда не смогу простить это их ужасное поведение и беспардонное обращение. Все мы были арестованы, каждый в своей комнате, до 12 часов, после чего, наконец, получили первое кофе, но не получили разрешения покинуть дом. Ужасно!
Я думала о А. М. (великий князь Александр Михайлович. — Ю. К.), который был разбужен таким же образом, и у него тоже все было перерыто и разбросано по полу. Я никогда в своей жизни не видела ничего подобного. Все это было для меня шоком. Я чувствовала себя убийственно плохо и совершенно не могла после этого спать. Невозможно было поверить, чтобы наш собственный народ обращался с нами так же, как немцы обращались с русскими в Германии в начале войны…»
По свидетельству лейб-казака Тимофея Ксенофонтовича Ящика, женщина, состоявшая в команде, была так активна и изобретательна, что перевернула в доме содержимое шкафов и чемоданов и советовала солдатам вспарывать подушки и одеяла, чтобы посмотреть, не скрыто ли что-нибудь внутри.
Обыск был произведен также у Александра Михайловича. У него потребовали ключ от его бюро и оружие. При обыске матросы обнаружили лишь два десятка старых ружей винчестер с яхты, принадлежащей великому князю, о существовании которых, по свидетельству Феликса Юсупова, совершенно забыли. «После полудня офицер, командовавший экспедицией, человек крайне нахальный и неприятный, — вспоминал Феликс Юсупов, — явился известить великого князя, что он должен арестовать Императрицу, которую называл „Марией Федоровной“. Он утверждал, что она оскорбляет Временное правительство. Тесть с трудом его утихомирил, указав, что не следует запускать матросов в комнату к пожилой даме, тем более в 5 часов утра, и вполне естественно, что она сочла это возмутительным».
У Марии Федоровны изъяли все письма, некоторые вещи и Евангелие (позже его вернули), привезенное из Дании. По счастливой случайности не тронули семейную шкатулку с драгоценностями. Когда императрице предложили подписать показания как «бывшая императрица России», она написала: «вдова Императора Александра III».
«Я была бы счастлива умереть, — писала Мария Федоровна Ольге Константиновне, — только бы не переживать весь этот ужас. Однако на все Воля Божья! Но все-таки трудно понять, как Господь допускает все эти несправедливости и все плохое, что происходит вокруг».
Обыск был произведен также в Чаире, где проживал великий князь Николай Николаевич. О том, кто дал санкции на проведение обыска и был инициатором этих действий, рассказывает Роман Романов, находившийся в то время в Крыму. По его свидетельству, в ту ночь в Чаир прибыл комиссар от Временного правительства и потребовал встречи с великим князем Николаем Николаевичем. Камердинер разбудил великого князя, который принял посланца в гостиной. Комиссар, представившийся подполковником Верховским, заявил, что он по приказу Временного правительства должен произвести в доме обыск. Как свидетельство своих полномочий он предъявил приказ, полученный им от командующего Черноморским флотом контр-адмирала Лукина, а также копию телеграммы Временного правительства. «Когда дядя Николаша, — пишет Роман Романов, — прочитал оба текста, он в присутствии Верховского сделал копии и попросил комиссара поставить на них подпись, подтверждающую точность написанного, что Верховский и сделал». В документе говорилось:
«Срочно. Секретно
Подполковнику Верховскому
Согласно приказу Временного правительства Вам поручается отправиться в Ялту вместе с членами Севастопольского Центрального комитета, представителями армии, флота и рабочих организаций и по договоренности с местными комиссарами принять меры к обеспечению безопасности Южного берега Крыма от контрреволюционеров и контрреволюционной пропаганды.