Старик удивил ее, и Шайя спросила себя, в здравом ли он уме.

— Каким образом ты собираешься мне помочь, если уверен, что не покинешь Кочующего двора живым?

— Своим опытом, дорогая принцесса. Впрочем, вы должны мне доверять. Я вполне сознаю, чего прошу, поскольку мой народ слывет среди твоих сородичей хитрым и мстительным, — он тяжело вздохнул, и девушке показалось, что целителю с трудом удается сохранять спокойствие. — Я знаю, что тебя ожидает. Свадьба, заключенная не по любви. Ночь… Которую не должна переживать женщина.

Шайя встала. Это было последнее, о чем ей хотелось говорить. Да еще с человеком, который сделал Небесную свадьбу возможной, несмотря на то что она уже не была девственницей.

— Прошу, принцесса. Слава о моем искусстве приводила ко мне многих дам, у которых силой отняли то, что должно быть даровано лишь по любви. Некоторые дамы говорили со мной о своем опыте. Я не могу предотвратить ожидающее вас несчастье, но если вы последуете моему совету, то вред, причиненный вашему телу и душе, будет меньше. Прошу вас, останьтесь, дорогая принцесса. Я друг вам.

Шайя колебалась. Задумчиво смотрела на хрупкого старика. Что им движет? И что ей терять?

— Зачем тебе мне помогать? Мой отец подчинил себе твой народ, разрушил твою семью и, возможно, вскоре убьет и тебя. Почему ты хочешь мне помочь?

— Потому что я до глубины души презираю мужчин, насилующих женщин. Всю жизнь я имел возможность наблюдать последствия их поступков. Слишком часто мне удавалось излечить плоть, но раны в душе оставались навеки. Можно умереть и от этих невидимых ран, принцесса моя. Это продолжительная и невероятно печальная смерть.

Шайя почувствовала, как все внутри у нее сжалось. Она боялась ночи Небесной свадьбы, несмотря на то что пыталась отрицать это даже перед самой собой. Мысль о том, что в эту ночь будет разрушено все то прекрасное, что она пережила с Аароном, пугала ее. Дело было лишь в этом. В том, что рухнет их с Аароном счастье.

Она вернулась и села напротив Шен И Мяо Шоу.

— Чему ты можешь научить меня?

— Вы можете убежать от этой ночи. Не телесно, но в вашей власти сберечь свою душу от бессмертного Муватты. Я научу вас искусству закрывать свою душу от зла. Посмотрите на пламя масляной лампы.

Шайя повиновалась.

— Думайте о чем-нибудь прекрасном. О прогулке у озера весной. О том, как сверкает вода в солнечном свете. Отбросьте все остальное, пока не останется одна только мысль, которая полностью наполняет вас, и вы не перестанете ощущать свое тело. Позвольте приятным воспоминаниям унести себя прочь. Отрешитесь от того, что происходит здесь и сейчас, — Шен И говорил спокойным, проникновенным голосом.

Его слова затронули погребенную где-то в глубине души тоску. Она думала не об озере. Она полностью предалась воспоминаниям об Аароне, об их немногих украденных у всех ночах на спине собирателя облаков, высоко в небе, под звездами и лунами-близнецами Нангога.

— Оставайтесь там, — посоветовал мягкий голос Шен И, — когда вас отведут в храм. Не отдавайте им свою душу, а остальное пусть свершится. Все плотское преходяще, но ваша душа вечна. Мужчины, которым доставляет удовольствие насиловать женщин, питаются страхом своих жертв, их криками. Если же вы будете лежать спокойно и не сопротивляться, вы лишите их болезненного удовольствия. И тогда это закончится быстрее. Каким бы ужасным оно ни было…

Голос Шен И доносился словно издалека, несмотря на то что он сидел прямо напротив нее. Шайя почувствовала себя легкой. Она вспоминала, как танцевала для Аарона над облаками, целиком и полностью вцепившись в эти мгновения. Ей даже почти показалось, что она чувствует на коже ветер. Она была далеко отсюда…

— Когда увидите свет, Шайя, не приближайтесь к нему слишком близко. Каким бы манящим ни было то место, оттуда нет возврата. Если пойдете туда, то навеки оставите свою плотскую оболочку.

Она запрокинула голову и поглядела на луны-близнецы. Казалось, их яркий свет манит ее. Но она хотела быть с Аароном. Представлять себе, как лежала в его объятиях.

— Вы можете погрузиться в транс еще глубже. Вы проснетесь, как только к вам прикоснутся и свет упадет на ваше прекрасное лицо. А теперь следуйте за моим голосом. Я буду медленно считать от ста до одного. И с каждым числом вы будете становиться на шаг ближе к душевному спокойствию.

Шайя смотрела на луны-близнецы. Монотонный голос Шен И Мяо Шоу утомлял ее. Все было действительно так, как он говорил. Она чувствовала себя вдали от собственного тела. На самом деле ее уже здесь не было. Где-то между мечтами о Нангоге и реальной действительностью она нашла место, куда не могли проникнуть ни боль, ни горе.

А потом Шен И Мяо Шоу перестал считать. И воспользовался ее трансом вопреки своим обещаниям. Он говорил о совершенно чуждых ей вещах. Наполнил ее голову своими мыслями, и у нее не осталось иного выбора, кроме как сдаться в плен его словам, уносившим ее все дальше и дальше от Нангога и Аарона.

— Здесь она. Как я тебе и говорил, Курунта. Еще ребенком она часто любила приходить сюда.

Яркий солнечный свет упал на лицо Шайи. Девушка заморгала. Где-то за лобной костью поселилась боль, прямо над бровями.

— Что старик с ней сделал? Как она осмелилась провести всю ночь с мужчиной? Это неслыханно! Она должна…

— Замолчи, Курунта! Вспомни, с кем разговариваешь! Воспользуйся рассудком, чтобы истолковать то, что ты видишь, прежде чем твой язык начнет распространять всякую грязь. Иначе я могу счесть, что вынужден отослать твой язык отдельно от тебя твоему господину, в золотом сундучке.

Шайя удивленно взглянула на Шен И Мяо Шоу. Старый целитель сидел напротив нее в позе небесного цветка. Он вложил ее руки в свои. Лицо его озаряла улыбка, но глаза были пусты, покрытые старческими пятнами пальцы холодны. Он был мертв.

Шайя осторожно забрала руки. Она помнила луны-близнецы Нангога. И предупреждение старика не приближаться к свету слишком близко. Судя по всему, он совершенно осознанно направился к свету, чтобы лишить ее отца жестокого удовольствия подобрать для него унизительную кончину.

— Что здесь произошло, Шайя?

Она упрямо взглянула на бессмертного Мадьяса.

— Он рассказывал мне историю о Шелковой реке, чтобы я не забыла красоты любви, несмотря на то что меня продали, как кобылу на рынке.

Удар Мадьяса последовал без предупреждения. Он был настолько силен, что девушку швырнуло на пол. Щека болела, но еще болезненнее было презрение в его взгляде.

— Иногда молодым кобылицам требуется хлыст, Курунта. Я уверен, что ты об этом знаешь. Теперь она твоя. Я не хочу больше никогда ее видеть, не хочу о ней даже слышать. Больше у меня нет дочери по имени Шайя, — бессмертный резко повернулся и вышел из Красной юрты.