Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне бы не мемуары твои, а информацию, — посожалел полковник. — А то все вокруг да около…
— Меньше знаешь — крепче спишь. Могу сказать одно: твой помощник Выхристюк — тварь. Это он трупы считал, оружие, что ты отдал десантуре… Считал и мне на ушко нашептывал. Так что змею ты на груди пригрел.
— Что же ты раньше молчал? Слушал его и молчал?
— А мне раньше по двести тысяч баксов не предлагали, чтоб я своих в тюрьму сдавал, — отпарировал законник. — Мне положено следить за вами, стрелками.
Впрочем, что там… Знаешь, я же в прошлом военный летчик. Кстати, до сих пор еще снится… Но не в этом дело, плевать. В авиации есть такое понятие точка возврата. Точка, откуда можно вернуться на базу без дозаправки топливом. Иначе — запасной аэродром или вынужденная. Я свою точку проглядел, и теперь просто не хватит горючего. Запасных аэродромов нет, идти на вынужденную — горы и тайга внизу. Остается ручку дергать. Ручка такая есть, красная, между ног торчит…
Он засмеялся и Заремба решил, что спецпрокурор опьянел и раскис на жаре и хорошо бы сейчас уговорить его искупаться и освежиться, однако тот и слушать не стал: перепады в его настроении были почти моментальными и неожиданными.
— Это судьба, брат, — вдруг отрешенно и горько вымолвил он. — Скажи Поспелову, пусть он их мочит, сволочей! И не берет живьем. Передай ему, я велел! Нет, не велел, а просил — мочить!
Спецпрокурор опрокинул стаканчик водки, хотел закусить хлебом, но вдруг с жалостью посмотрел на кусок и бережно положил на газету.
— И есть уже не хочется… Эх, в преферанс не сыграли! А мне всегда в карты везло. Веришь — нет, когда летал — всегда выигрывал. У меня было так: либо козыри, либо мизер неловленный… Да что теперь вспоминать.
Не прощаясь, он внезапно вскочил и, словно обиженный, пошел через сквер к высокой стене дома. Заремба окликал его, хотел вернуть, однако спецпрокурор лишь отмахивался и уходил без оглядки твердым и решительным шагом.
Ошеломленный таким поведением всегда разумного законника, Заремба около получаса еще торчал на берегу, надеясь, что раздосадованный «собутыльник» еще вернется.
Потом спрятал в машину все мужские забавы — выпивку, закуску, карты, запер ее на ключ и поехал домой на метро со странным ощущением пустоты и разочарования. А дома разыскал квартирный телефон спецпрокурора и часа два бесполезно набирал номер: на другом конце срабатывал автоответчик…
Наутро же в конторе стало известно, что законник застрелился у себя дома из револьвера 1906 года выпуска. В барабане оказалась единственная гильза вероятно, фаталист сыграл в офицерскую рулетку…
Так было доложено на оперативке. Но когда полковник Луговой вернулся с места происшествия и заявился в кабинет Зарембы, открылись совершенно иные обстоятельства. Все было так: спецпрокурор сидел на кухонном табурете, откинувшись в угол, правая рука вытянута вдоль тела, под ее кистью лежал револьвер, голова опущена на грудь, в правом виске возле уха пулевая рана с черным пятном порохового ожога. Внешне — никаких следов насилия…
Однако после тщательного осмотра обнаружилось, что в квартире неизвестными лицами произведен обыск, в результате которого исчезли бумаги из встроенного и замаскированного под картиной металлического шкафа, а также из ящиков письменного стола. Дочь, приглашенная оперативниками на место происшествия, подтвердила, что отец хранил там чистовую рукопись и черновики своих мемуаров, над которыми работал три последних года, и что никогда не выносил их из дома.
Кроме того, наряду со звонками Зарембы — он всякий раз называл себя и просил отозваться, — на пленке автоответчика зафиксировался еще один, бессловесный: абонент пожелал остаться неизвестным…
Собаки лаяли не зря: и эта ночь не обошлась без гостей.
Правда, на сей раз явился блюститель порядка, майор Солодянкин с тремя милицейскими оперработниками. Во двор войти не рискнули и несколько минут, сидя в машине, сигналили, пока Георгий не вышел к ним за ворота. Солодянкин попросил отойти в сторону для конфиденциальной беседы: по сравнению с прошлыми встречами, поведение его резко изменилось разговаривал уважительно, тоном и видом своим подчеркивая, что он знает, с кем имеет дело.
Пожалуй, в «бермудском треугольнике» только самый ленивый не знал, что за фермер поселился в Горячем Урочище… Ушли в клеверное поле, присели на траву.
— Я немного в курсе, — сказал милиционер. — Но в вашу службу не суюсь, предупрежден… А дело вот какое. Вчера утром подняли труп Ворожцова, бывшего хозяина. Вы же знакомы?
Поспелов сориентировался мгновенно.
— Нет, мы так и не познакомились. Приезжал он несколько раз, но меня не было дома. Жена его знает.
— Думал, вы знакомы…
— Увы!.. А что с ним? Кто это его?..
— Непонятно, — угрюмо бросил Солодянкин. — Убит тремя выстрелами в упор, стреляли из ТТ. А потом еще за ноги повесили прямо на проселке. Согнули дерево и повесили. В Долине Смерти.
— Сурово…
— Да уж!.. В последнее время он с бизнесом связался, купи-продай. Может, прокатил кого?
— Может и прокатил.
Солодянкин умолк, искал подхода, что-то хотел спросить и не решался.
— Перед этим он куда-то пропадал, на несколько дней, — осторожно сообщил он. — Как раз ваши… люди работали на военном аэродроме. Самолеты летали, вертолеты… Я подумал, не завязан ли он был с вашими делами? Конечно, хотелось поговорить с ним, пусть и не начистоту, но более определенно. По поводу Васени из Нижних Сволочей, его связей, да и о Ворожцове бы не мешало потолковать: кто-то же был приставлен к нему, кроме Васени, кто-то же шептал ему на ухо, подталкивал, подсказывал…
Однако Поспелов давно уже потерял доверие к местной милиции — живут рядом с диверсионно-разведывательным формированием несколько лет, имеют «глаза и уши» в виде своей агентуры и хоть бы какую-нибудь информацию дали по пришельцам!
Подозревать сговор с ними нельзя, но близорукость потрясающая. Не исключено, что милицию тоже используют втемную…
— Ворожцова видели на тракторе, ехал в сторону Горячего Урочища, продолжал Солодянкин. — А потом как в воду… Где был? Вот я и подумал…
— Не правильно подумал, — односложно проронил Георгий. — Жена говорила: заезжал.
Меня не захватил дома, так уехал.
— Любопытно то, что он вернулся домой… когда у вас на аэродроме все закончилось.
— Совпадение…
— Жена Ворожцова говорит, приехал осунувшийся, страшный и напился до потери пульса. На утро похмелился и поехал куда-то. Вчера нашли.
— Ничем помочь не могу, — развел руками Георгий. — Своих забот…
— Понимаю, — многозначительно согласился милиционер. — Скелеты-то все еще пляшут?