В аналогичном документе секретно-политического отдела (СПО) ОГПУ об антисоветской деятельности интеллигенции в 1931 году (доклады были ежегодными) особое внимание уделялось наличию в этой специфической среде религиозно-мистических настроений. Благодаря информатору в Москве была вскрыта нелегальная организация антропософов, состоявшая из педагогов средней и низшей школы, идейным вдохновителем которой являлся писатель-мистик А. Белый. В записках Белого чекисты обнаруживают странные тексты: «Переутомление, злость, страх и недоверие друг к другу таят эти серые, измождённые и отчасти уже деформированные, зверовидные какие-то лица. Лица дрессированных зверей, а не людей. Ближе к друзьям, страдающим, горюющим, современным. Огромный ноготь раздавливает нас как клопов, с наслаждением щёлкая нашими жизнями, с тем различием, что мы не клопы. Мы — действительная соль земли, без которой народ — не народ…»

По докладам, поступившим из ленинградского управления ОГПУ в центральный аппарат, в городе была выявлена антисоветская группа детских писателей, «под прикрытием „зауми“ проводившая мистическо-идеалистические установки». Поэт Александр Труфанов[108], называвший себя не иначе как «Председатель Земного Шара Зауми», показал на допросе: «Поэтическая заумь использовалась мною как форма, при помощи которой я излагал свои к. р. националистические идеи».

Секретно-политический отдел ОГПУ информировал ЦК о том, что передовые в техническом отношении отрасли кинопроизводства и издательства находятся в полной зависимости от импорта оборудования и киноплёнки: «В результате построены громадные ателье в Москве, Киеве, Тифлисе и полное пренебрежение к вопросам производства плёнки, полная зависимость от импорта». Можно, конечно, по-разному воспринимать сведения, изложенные в документе, там очевиден обвинительный характер формулировок, есть неуёмная фантазия сотрудников спецслужбы, куда же без неё, но в то же время до сведения руководства страны в очередной раз доводится информация о тотальном желании культурной элиты выдать требуемое «на-гора». При этом публично восхваляя советскую власть, эти же люди в кулуарных беседах рассуждали о «несвободе творчества», границах дозволенного, работе исключительно для получения «внешнего благополучия» и пр.

Оперативный сотрудник докладывал рапортом о том, что режиссёр Вайншток, работавший на кинофабрике «Белкино», в частной беседе неосторожно поделился своими мыслями: «все делают постановки. Практически „на ура“ (как это получается — не знаю, всё вокруг не радует), ГРК доволен. Публика не ходит. Я работаю для ГРК. Смены и сроки в порядке, при этом я — первый ударник и общественник — вот весело».

Режиссёр Кресин: «Вообще, хорошо бы бежать от этого всего, но быть режиссёром не так плохо. Делать культур-фильмы, чтобы было много лозунгов, и чтобы кричали: „Ура, да здравствует“. Это я смогу не хуже других. Таким образом, будут и овцы целы, и волки сыты. Я буду революционным режиссёром и не буду иметь тех неприятностей, какие имел. Мой вам совет — переходить в режиссёры, сейчас это чудное, тёплое дело» (№ 51017. ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 9. Д. 518. Л. 1–25. Ротапринт. Архив А. Н. Яковлева).

Ф. Э. Дзержинский на заседании Президиума ВЧК

Похоже на то, что талантливая Лили Брик в этой среде, очевидно враждебной советской власти, является довольно ценным секретным сотрудником с большим оперативным опытом, принимая во внимание, что тесное сотрудничество с ней началось ещё в 1919 году. Так что попытка объяснить наличие у неё служебного чекистского удостоверения возможностью, с её слов, упростить получение разрешения на выезд за границу, предпринятое Лили Юрьевной уже в более спокойное время, не выдерживает никакой критики. Более того, используя свои связи в эмигрантских кругах и великолепное знание французского и немецкого языков, Лили Юрьевна довольно тесно контактирует с сотрудниками резидентур ИНО ОГПУ-НКВД в Берлине и Париже, принимает участие (правда, не всегда удачное) в вербовке потенциальных агентов из числа русских эмигрантов.

Теперь уже не кажется случайным тот факт, что после того, как Брик на принадлежащем Маяковскому автомобиле Renault[109] совершит наезд на 8-летнюю девочку по дороге на дачу, районный народный суд неожиданно её оправдает.

«Девочка, — как рассказывала Лили своим знакомым, — даже не ушиблась, но все мы страшно перепугались, а её мать заголосила, как по покойнице». До судебного разбирательства она успела «подружиться» с пострадавшей, приглашала в гости, дарила подарки. Возможно, поэтому народный судья и установил, что ребёнок, оказывается, переходил просёлочную дорогу в неположенном месте.

В протоколах допросов бывшего наркома внутренних дел СССР, генерального комиссара государственной безопасности Генриха Ягоды им неоднократно упоминались имена Лили Брик и её мужа комкора Виталия Примакова в качестве активных участников антисоветской троцкистско-фашистской организации:

«Вопрос следователя: Вы поручили Воловичу, немецкому шпиону, подслушивание правительственных разговоров не только потому, что эти разговоры интересовали вас, но и потому, что этого требовала немецкая разведка. Вы признаёте это?

Ответ Г. Г. Ягоды: Я давал задание Воловичу прослушивать правительственные разговоры только по мотивам, о которых я говорил выше. Но несомненно, что Волович передал содержание этих переговоров и в германскую разведку.

Вопрос: По вашему поручению?

Ответ: Нет, по собственной инициативе.

Вопрос: Какие ещё задания вы давали Воловичу?

Ответ: В конце 1935 или в начале 1936 года Волович сообщил мне, что познакомился с Примаковым. Насколько я помню, это знакомство произошло через Лилю Брик, которая вместе с Примаковым пришла к Воловичу домой. Знакомство Воловича с Примаковым заинтересовало меня в плане возможности установления с ним организационной связи и привлечения его к заговору (я уже показывал, что искал связи среди военных).

Потом я поручил Воловичу попробовать сблизиться с Примаковым, прощупать возможности его вербовки.

Вопрос: Вы знали, что Примаков является участником троцкистской организации и одним из руководителей военной группы этой организации?

Ответ: Давая задание Воловичу, я знал только, что Примаков — участник троцкистской организации. О его принадлежности к военной группе я тогда ещё не знал. Но об этом мне докладывал вскоре Волович[110].

Вопрос: Что именно он вам говорил?

Ответ: Волович сообщил мне, что, выполняя моё поручение, он несколько раз встречался с Примаковым. Говорил с ним более или менее откровенно по общеполитическим вопросам, и в результате всего этого Примаков сообщил о своей связи с группой военных-троцкистов» (Протокол от 13 мая 1937 года. ЦА ФСБ, ф. Н-13614. Т. 2. Л. 117–145).

Кстати, впервые информация об аресте наркома была публично озвучена ответственным сотрудником НКИД, писателем Д. Г. Штерном (Георгием Борном)… на маскараде в резиденции посла США Спаса-Хаус, который его дочь Эмлен Найт-Дэвис организовала для столичного бомонда. Гостей вечеринки — дипломатическую и артистическую элиту Москвы — попросили «одеться тем, кем вам хотелось и не удалось быть в жизни».

38-летний заместитель командующего Ленинградским военным округом В. М. Примаков был арестован на служебной даче под Ленинградом 14 августа 1936 года и этапирован на Лубянку. В основе