— Дура! Люди пришли поговорить.

— Поговорить, посмотреть, потрахать — ценник один!

— Не хами! Не последние люди перед тобой.

— Я и не рассчитывала, что такие как вы когда — то переведутся!

— Анжела, — вмешался Медведчук, — мы ищем одного человека. Его зовут Егор, у него необычный протез руки… и ноги — если видела…

— Бамблби?! — догадалась она, обрадовалась на секунду и также быстро погасла, как упавшая с ночного неба звезда. — Что с ним? Что значит: разыскиваем? Он что, пропал?

— Очень надеемся, что нет. Ты вчера видела его здесь?

— Не, не видела. Можно, конечно, у девочек спросить! Вдруг кто — то видел? Он был здесь один раз. Его подобрали, когда обстрел был, рвануло на алее что — то и его приволокли. Больше я его не видела. Связи с ним нет, у него, кажется, даже телефона не было.

— Ясно. Спроси подруг, может видел кто?

— Да, конечно, — Анжела ушла на своих стройных ногах и через минуту вернулась. — Не, никто не видел.

— Ты не знаешь, где он может быть?

— Не знаю… — не задумываясь, сказала она. — Даже не знаю, чем помочь?

В её руке зазвонил телефон. Анжела вопросительно посмотрела на экран и тонким пальцем прекратила вызов. Она определённо нравилась мужчинам. Такие всегда нравятся. Приглянулась и Игорю. Но он ощущал себя рядом с ней неуютно. И, казалось, не знал иных причин своего раздражения, кроме брезгливого презрения, какое испытывал к самому только слову «проститутка». Её телефон зазвонил снова. Точнее, он не звонил — вибромотор мобильника противно жужжал, издавая звук схожий с тем, когда сверлят зубы.

— Кто звонит? — спросил Бурят.

— Не твоё дело, — сказала она, раздувая губы.

— Не калека?

— Думаешь, мне некому звонить, кроме тебя?

— Кто тогда?

— Отчим! — грозно сказала она.

— Чего не ответила?

— Бурят, не увлекайся! А то я отвечу, и он приедет, и открутит тебе то, что выпирает!

— И что же это? — улыбнулся Бурят.

— Твой слишком любопытный нос!

— Ладно, — остановил Медведчук перебранку, извлекая блокнот из кармана. — Я оставлю свой номер? — записал он на отдельном листке, грубо выдрал его и предложил Анжеле. — Позвони, пожалуйста, если появиться.

— Валяй! — сказал Бурят.

— Едем в больницу… — кивнул он Пескову.

Беспокойство Игоря нарастало. Он нисколько не сомневался в том, что каждый человек обладал собственным ритмом, характером поведения, столь же неповторимым, как отпечатки пальцев и ДНК. Бис всего лишь ночь не спал в своей постели, которую и своей — то назвать было трудно — шла вторая неделя, однако это было так не похоже на него, что внутри Игоря загорелся красный фонарь и включилась тревожная сирена. За то время, что Егор находился здесь, и тот неполный месяц, что Игорь его знал, он ни разу не заметил за ним непредсказуемого поведения или его иррациональности. Этого просто не случалось. Другие вели себя по — всякому, способны были на вольность, аморальность, двусмысленность, гнусность, даже на подлость. Могли опоздать на построение, на доведение боевого расчёта или совещание на пять — десять — пятнадцать минут, выдумать небылицу, мягко говоря, не объясняющую опоздание и это выглядело нормальным. Но только не Егор. Казалось, у него было табу на враньё, словно ему оно не требовалось или запрет был основан на священной вере в неудобную правду, не соблюдение которого несло проклятие или сверхсуровое наказание.

Егора бил озноб. Нет, он не температурил. Осознание близости и реальности смерть, в какой — то момент сильно пошатнуло нервы. Казалось, всё существо проигравшего свой главный бой бывшего капитана — спецназовца обуяла паника. Переживая панические атаки, он сжигал дополнительную энергию, которая истощала его. Нужен был план… Резко дёргая головой была вероятность дотянуться, дотолкать себя до деревянного щита, который он успел окрестить «крышкой гроба», а ещё была вероятность потянуть мышцы шеи и связки, может, даже повредить пару позвоночных дисков. Но эти травмы не могли стать смертельными. Егор пялился на неровный бетон раненным глазом, лёжа в чудовищно неудобной позе. Он не мог расслабиться, несмотря на полумрак и использовать это время для разработки плана спасения, потому что никакого плана не было и это был не тот полумрак, в котором он любил засыпать. Ему нечего было предложить, он не мог сказать что — то, вроде «как учили в спецназе», потому что там, в спецназе, такому никогда не учили.

Голова пыталась разболеться снова и наконец заболела. Боль была опустошающей и доставляла серьёзные мучения. Егор чувствовал полное бессилие от приступа гипотонии, а ещё этот металлический вкус на зубах и тревогу по случаю того, что он погребён в очень узком пространстве и ничего не может поделать. Как бороться с приступами панических атак Егор знал. Известно было — их нужно перетерпеть и ничего не натворить — в большинстве случаев они проходили сами. Подобное он уже испытывал, находясь в томографе или, когда спорил с Катей, часто осознавая наперёд задней частью мозга, что проиграет разговор как это случалось почти всегда, что ему в общем — то не следовало продолжать спор, не то, чтобы начинать, как и тот, что состоялся вчера с Машей.

«Мария… — с горечью вспомнил он. — Вечером я должен был её встретить! Кажется, я облажался и подвёл её, — это обстоятельство расстроило Егора ещё больше. — Впрочем, — он решил успокоить себя уверениями в том, что ничего хорошего из всего этого бы не вышло, — ничего страшного не случилось. — Приступ паники только усилился. — Тренируй осознанность! — приказал он себе, так ему говорил медицинский психолог: осознанность — это способность замечать, что происходит внутри и вокруг тебя. Панические атаки ведут к ощущению нереальности, отстраненности от себя и от мира. Осознанность помогает справиться с первыми признаками приближающихся атак. Сосредоточься на своем теле, посмотри на него или представляй с закрытыми глазами как ноги касаются пола, одежда касается кожи, переместись мысленно в кончики пальцев рук, ощути реальность. Чтобы отвлечься, задержи взгляд на привычных предметах вокруг тебя — на стакане с ручками и карандашами, на растении в горшке на окне, на узоре на стене или на полу. Найди свой «якорь». Выбери объект и сфокусируйся на нём. Выбери его из памяти, если не видишь ничего. Мысленно опиши цвет, размер, форму, какой он на ощупь, движется или нет. Наблюдай за секундной стрелкой часов. — Егор не мог ничего видеть. Представить было ещё тяжелее. Ничего не умещалось в голове. И тогда он решил прислушаться к тому, что происходит внутри него.

— «Сердце», «Сердце», я «Бис», приём? — мысленно произнёс Егор.

Ответ не последовал.

— «Сердце», приём, как принимаешь