— Сторожа одновременно с гонцами прибыли. Мы ведь к северу так их не ставим, там путь пока безопасный.

— Хорошо, ступай, братья вовремя прибыли. Завтра вместе к Угре отправимся.

Через два с небольшим часа Иоанн уже обнимался с князьями Андреем и Борисом, словно и не было меж ними ссоры и полугодовой разлуки. Он принял их как долгожданных соратников, не было ни извинений, ни упрёков, ни угроз. Все понимали — не до того. Общение проходило по-деловому, будто они расстались лишь вчера.

— Вы готовы завтра же выступить с дружинами своими к месту сражения? — поинтересовался Иоанн у братьев.

— Мы для того и пришли, — Борис оглянулся на старшего, Андрея.

Тот подтвердил:

— Время ещё не позднее, сейчас люди наши шатры поставят, отдохнут, отогреются, можно будет дальше двигаться, поближе к славе, — пошутил Андрей.

— Я вас приглашаю сегодня на ужин к себе, — предложил братьям Иоанн, — отметим нашу встречу.

Внешний мир меж братьями был установлен. Был ли он достаточно прочен — в этом не был уверен никто из них. Но теперь их связывало общее великое дело — служение своему Отечеству и вере своей. Все обиды меркли перед этим долгом.

Наутро 11 октября Иоанн двинулся к Угре впереди большого воинства, состоящего из его собственных московских дружин и многочисленной охраны и не менее многолюдного воинства братьев. Сами они находились чаще рядом с Иоанном. Дорога предстояла не великая: тридцать вёрст для коней — один переход. Впереди скакали знаменосцы с великокняжеским стягом: золотым образом Спасителя на чёрном фоне — под таким знаменем сто лет назад победил ордынцев великий князь Дмитрий Донской.

Приближалась середина осени, которая нередко в южной Русии выдавалась умеренно тёплой и солнечной. Однако на сей раз казалось, что природа тоже приготовилась к сражению, но по-своему: задула холодным угрожающим ветром, запугивала мрачными низкими тучами, по утрам выставляла подмороженные ледяные коготки. Под копытами коней и колёсами телег похрустывал первый тонкий ледок, порывистый пронзительный ветер норовил уязвить поглубже и посильнее. Большинство из окружающих Иоанна были одеты уже по-зимнему, а сам он сидел на коне в кожухе, подбитом соболями, и в тёплой шапке. Он поднял повыше воротник, загораживаясь от ветра и мерно сотрясаясь на спине коня, закрытого от холода и ударов сабли специальным конским убором — чалдаром. Иоанн думал над превратностями судьбы: сегодня ты самодержец и государь, чья воля непререкаема, а завтра можешь стать бегуном или, хуже того, пленником...

Он вспомнил о жене, о сопровождающих её греках. Интересно, мог бы он жениться на Софье, если бы османы не захватили Константинополь и её родную Морею, более того, если бы её отец стал императором Византийским? Надо полагать, тогда ей нашёлся бы достойный женишок и в Европе, какой-нибудь королёк или царский сын. А он, Иоанн, возможно, тогда женился бы на княжне Рязанской, на Феодосии... В последнее время он совсем редко вспоминал о ней и давно уже не пытался разыскать. Раз захотела спрятаться от него — её воля. Интересно, какая она теперь стала? Постарела? Или такая же юная, какой он её помнит? Сколько лет прошло, как они расстались? А ведь совсем немного — только восемь... Радостное, светлое чувство пробуждалось в нём при воспоминании о Феодосии. Но он никак не мог представить её своей женой, тут безраздельно царствовал образ Софьи — умной, яркой, властной. До сих пор даже при непродолжительной разлуке мысли о Софье грели его кровь, рождали желания. Все его личные мужские чувства теперь были связаны лишь с ней: настолько она привлекала его, умела быть каждый раз новой и жгучей, что он не желал и не мог желать ничего другого. Где теперь его жёнушка с малыми ребятками? Небось в Вологодской крепости, в удобных братовых палатах, лишь недавно обновлённых. Только бы детей не простудили, не уморили. Он скучал по ним, особенно по ласковой своей любимице Феодосии, по её тёплым мягким ладошкам, которыми она любила разглаживать его лицо. Да, что-то он не на шутку заскучал, надо о деле лучше думать.

Иоанн потрогал свой меч, висящий под шубой: давно он им не пользовался, последние годы даже и учителей отставил, не тренировался — всё недосуг. Впрочем, если понадобится, рука, слава Богу, ещё крепка, вражью голову расколет, не дрогнет. А вот луком со стрелами он регулярно на охоте пользуется, тут его меткости и силе даже молодые могут позавидовать. В общем, за себя постоять, если придётся, сумеет. Только лучше бы не пришлось...

По пути попадались дозорные, а за пять-шесть вёрст от берега реки государя встретила представительная делегация из воевод и князей, посланная сыном. Сам наследник на встречу не прибыл. Встречавший подмогу князь Холмский объяснил это тем, что с утра была сильная сшибка с татарами и, судя по всему, теперь они готовятся к очередному нападению.

Иоанн подавил в себе неприятный холодок — посланец страха. Более всего он боялся даже не смерти, а плена и унижения. Но, оглядев всё возрастающее число воинства вокруг, царящий порядок, успокоился: с такими бойцами задешево не пропадёшь.

Обозы оставили за километр от берега, полки братьев разделили по совету Холмского: Андрея Большого Угличского отправили на подкрепление к Андрею Молодому Вологодскому, князя Бориса Волоцкого оставили в распоряжении наследника. Сам Иоанн постарался поскорее выяснить, что творится на берегу.

Обстановка оказалась достаточно сложной. С утра татары, несмотря на ранний холод, предприняли большое наступление. В одном из самых узких и мелких мест Угры, где издавна существовал брод, они с рассвета принялись готовить атаку: высыпали на берег и начали стрелять по небольшим группам сторожевых войск, которые постоянно держали оборону по всему руслу реки на протяжённости почти в шестьдесят вёрст. Почувствовав неладное, русичи сразу затрубили тревогу и отступили на десяток метров от берега, чтобы быть подальше от града вражеских стрел. Находящиеся на отдыхе и в сторонах от опасного места полки немедленно стали готовиться к бою. Татары, решив, что противник отступает, начали бегом сносить к реке сотни подготовленных втайне плотов, спускать их на воду и стремительно разворачивать наступление. Через пару минут вся река заполнилась ордынцами на плотах, их лошадьми, которых хозяева насильно запихивали в холодную воду. Нужны были какие-нибудь десять минут, чтобы тысячи басурманов с конями переправились на русский берег и пошли в атаку. Но этих десяти минут хватило для того, чтобы русские войска стройными рядами в полном боевом снаряжении сошлись к берегу. Подплывающие