– Вы просто кочевали, – осклабился Вулф, довольный, что теперь не он слушает других с беспокойством и удивлением, а другие слушают его. – Вы так давно не доходили до этого края, что не знали о городе и ближних поселениях, не знали о стенах, что их окружают, о патрульных драконах, которые не дадут вам пройти дальше на юг.

– Это так, – подтвердил вожак неохотно и приподнял верхнюю губу, чтобы недовольно зашумевшие городские оборотни получше разглядели клыки.

Старая самка грузно плюхнулась в мертвые листья – все лапы разом отказались ее держать.

– Но мы придумаем, как пройти через город всем вместе, – сказала мать куцехвостого.

– Вместе! – рявкнула двадцатиголовая тень. – Вместе!

– Оборотни хотят уйти из города и выживать в голодных землях? – Вулф покачал головой. Это было слишком, даже если дикуны не совсем уж неправы. – Вы даже прикованных деревьев боитесь, что с вами будет в лесах, которых не сдерживают маги? Вы не умеете жить на воле!

Обернулся к вожаку.

– Вы там вымираете, в голодных землях, да? Хотите умножиться хотя бы ими, привитыми, их детьми…

– Нас становится меньше, – медленно, раздельно проговорил вожак, – так же, как вас. Но в голодных землях волховы внуцы живут так, как получается у них самих, а не так, как решил кто-то другой.

– Живут, живут, – затянула седая самка. – Мы не убиваем стариков, если только не встает выбор между нами и щенками. В городе ни один волхов потомок не доживет до старости.

– А в голодных землях многие доживают? – огрызнулся Вулф, но слова седой самки засели между его ушей и беспокойно ворочались там, сминая складками кожу на лбу.

Эта полудохлая старуха никогда не увидит такого предписания, какое на днях получил отец детектива и которое когда-нибудь получит сам Вулф.

– Мы хотим уйти! – рыкнул отец красноглазого щенка, не обращая внимания на удивленный и растерянный писк сына. – Люди придумывают всё новые причины, чтобы выбивать оборотней в городах, лишь бы человечье поголовье было больше – они-то сами тоже вымирают, не от черной дрожи, так от своих болячек! Лучше сдохнуть в голодных землях по своему выбору, чем в городе – по воле человека! Не позволю я выбить своего щенка или заразить его пыхтуном! Не хочу, чтобы меня самого выбили, когда я состарюсь, когда городу от меня не будет пользы.

Оборотень замолчал, увидев, как исказилась морда Вулфа.

– Голодные земли всё равно придут сюда, – припечатал отец куцехвостого. – Через пять лет, десять, двадцать. Придут и возьмут эти города измором, не помогут ни драконы, ни стены, ни дурацкие законы людей. Ты проживешь так долго, чтобы это увидеть, ищейка?

Некоторое время было тихо.

– Не услышал ли пришедший без зова Вуф-Вуф слишком много? – в конце концов спросила старуха. – Не станет ли это угрозой?

– Угрозой, – повторил вожак и облизнулся.

Двадцать дикунов медленно выступили из тени, городские оборотни замерли.

– Не станет? – повторила самка.

Вулф заставил себя распрямить прижавшиеся к голове уши. Он действительно услышал сегодня слишком много, куда больше, чем собирался – и больше того, чем можно было пренебречь.

– Вам не пройти через город. Одно дело – отвлечь дракошек-стражей и впустить одного дикуна, другое дело – целую стаю. И вокруг стен вам не обойти город и селения, они широко раскинуты на восток и запад, патрульные драконы вас увидят. Вам не добраться до южного леса ни напрямую, ни в обход.

Вожак оскалился, но смолчал. Старуха, тряся головой, смотрела на Вулфа. И двадцать дикунов из тени смотрели на Вулфа, и городские оборотни, и деревья на краю поляны, и дикие самки со щенками, которых он не видел.

– Я – единственный, кто мог бы помочь, – тихо закончил он, скрипнул зубами и решился: – но в ответ я попрошу об услуге.

* * *

Стая дикунов текла по гоблинским подземным пещерам, как гигантская мохнатая гусеница. Впереди – вожак, огромный взъерошенный зверь, по бокам – взрослые самцы, в середине – самки и детеныши. Старая самка трусила в хвосте, ее подпирали плечами молодые.

Сверху, из ниш, с уступов и больших валунов гоблины в ужасе смотрели на мохнатые спины, торчащие уши, оскаленные пасти. Гоблины, которым не хватило места на уступах, рассосались по боковым тоннелям и вжимались в свои укрытия, едва дыша. Скудные припасы они попрятали, но дикуны всё равно их чуяли, то и дело от стаи кто-нибудь отбивался, исчезал в тени и вскоре возвращался, что-то заглатывая. Потом, когда стая пройдет, гоблины недосчитаются многих запасов и нескольких детишек, но до этого не будет дела никому, кроме самих гоблинов.

Шорох лап, цокот когтей, клацанье зубов, рычание смешивались в низкий тревожный гул, от которого уши гоблинов отчаянно дергались, а толстая кожа становилась холодной. Еще долго в пещерах будет пахнуть дикой шерстью, и еще долго в дикой шерсти стаи будет оставаться тухлая гоблинская вонь, и она не даст им прятаться от деревьев чужих голодных лесов.

В южных тоннелях, прямо под городским околотком, стаю ждали. Пять городских семейств со щенками, Вулф и пожилой оборотень, похожий на него. Поодаль стояли очень важная гоблинка в ожерелье из огромных ракушек и сутулый молодой гоблин с врезанной в руку кровильницей. За спинами Вулфа и старика переминался кто-то еще.

Стая остановилась, и пять семейств оборотней влились в неё почти беззвучно, только громко и сердито сопел красноглазый щенок. Пожилой оборотень тоже шагнул вперед, встал перед вожаком. Из-за спины Вулфа вышли еще двое, и стая дикунов замерла, увидев их.

Это были девочки лет восьми. На первый взгляд – обычные дети, только ходят сгорбившись и руки у них длинноваты. И пахнет от них не как от людей.

– Моя просьба, – сухо сказал Вулф.

Вожак смотрел на девочек. Им не нравился этот немигающий нечитаемый взгляд, не нравилось стоять в гоблинском тоннеле среди тухлой вони и запахов дикой шерсти. Губы девочек дрожали, приоткрывая клыки, подрагивали волосатые руки с черными ногтекогтями.

Хвост стаи пришел в движение: старая самка протискивалась вперед.

– Ты просил, чтобы мы взяли с собой твоего отца и внучек, – наконец сказал вожак. – Ты не сказал, что твои внучки – наполовину люди. Как такое возможно?

– И еще они магички, – угрюмо признался Вулф, и стая взвыла в голос. – Так получилось. Мой отец присматривал за ними, но недолго – теперь город постановил выбить его по старости, а детей отдать на изучение магам. Это смерть для всех троих.

Вожак молчал.

– Ты сказал, что возьмешь их с собой, – Вулф чувствовал, как подрагивает верхняя губа и дыбится шерсть на загривке. – Ты обещал заботиться о них, как о любом в стае.

Сверху шуршало и шушукалось – из укрытий осторожно выглядывали гоблины. Рядом с вожаком появилась седая старуха, и ее треснутый голос взвился до потолка пещер: