— Он был для меня как отец. К сожалению, был. Останься он в живых, эти ребята так легко бы не отделались. Бальказар предложил бы что-нибудь более чувствительное — потому что единственной действенной мерой может быть только устрашение, — Небесный пристально посмотрел на Рамиреса. — Вы согласны, сэр?

— Я… не буду врать… я не знаю.

Рамирес смущенно умолк.

— К сожалению, я не знал Бальказара так близко, как ты, Хаусманн. Поговаривают, что он до последнего дня оставался в здравом уме. Полагаю, тебе легче об этом судить, — ведь ты был его любимцем.

Рука Рамиреса снова легла на плечо Небесного.

— И для некоторых из нас это кое-что значит. Мы доверяли мнению Бальказара — и помним, как он доверял твоему отцу Титу. Скажу откровенно: о тебе говорят. Что бы ты сказал относительно…

— Должности капитана? Давайте не будем ходить вокруг да около. Вам не кажется, что это несколько преждевременно? К тому же, человек с вашими заслугами, с вашим опытом…

— Год назад я бы, возможно, согласился. Быть может, я и сейчас соглашусь. Но я уже не молод. Не уверен, что в ближайшем будущем мне не придется решать вопрос о преемнике.

— У вас впереди много лет, сэр.

— Возможно. Возможно, я даже смогу дожить до Конца Путешествия. Но я буду просто не вправе руководить колонией в первые, самые трудные годы. Даже ты будешь не молод, Хаусманн, когда это произойдет… однако гораздо моложе, чем большинство из нас. Главное, у тебя есть не только проницательность, но и выдержка… — Рамирес удивленно посмотрел на Небесного. — Ты чем-то обеспокоен?

Небесный следил, как тела казненных, превратившись в точки, растворялись в темноте подобно двум крошечным каплям сливок, упавшим в кофе, черный как смоль. Разумеется, корабль двигался по инерции — он дрейфовал на протяжении всей жизни Небесного, — и это означало, что казненные будут удаляться от них целую вечность.

— Ничем, сэр. Я просто думал. Теперь, когда мы избавились от этих людей, нам не нужно нести их с собой. Когда наступит время запустить двигатели обратного хода и начать торможение, корабль будет чуть легче. Это означает, что мы можем дольше двигаться с крейсерской скоростью. Следовательно, мы раньше достигнем места назначения. Короче говоря, эти люди в меру своих ничтожных возможностей заплатили нам за свое преступление.

— Тебе в голову приходят весьма необычные мысли, Хаусманн.

Рамирес приложил палец к носу и придвинулся поближе. Можно было не опасаться, что кто-нибудь из офицеров услышит разговор, но Рамирес продолжал шепотом:

— Один маленький совет. Я не шутил, когда сказал тебе о том, что твою кандидатуру обсуждают, — но не только твою. Одно неверное слово — и ты потеряешь все шансы. Все ясно?

— Абсолютно, сэр.

— Хорошо. Тогда следи за своими поступками, держись постоянно настороже — и тебе, возможно, повезет.

Небесный кивнул. Наверное, Рамирес ожидает от него благодарности за это откровение. Но единственным чувством, которое он вызывал у Небесного, было презрение, которое приходилось скрывать изо всех сил. Как будто желание Рамиреса и его престарелой компании может что-то изменить! Как будто от них и впрямь зависит, станет он капитаном или нет! Несчастные слепые глупцы.

— Он ничтожество, — выдохнул про себя Небесный. — Но я обязан дать ему почувствовать, что он нам полезен.

— Ну конечно, — согласился Клоун — он, как всегда, был поблизости. — Я бы поступил так же.

Когда эпизод закончился, я побродил по вестибюлю вокзала, пока не нашел палатку, где смог на несколько минут арендовать телефон. Прежние информационные сети, действующие с непринужденной легкостью, прекратили существование, и обществу пришлось перейти на телефоны. Благодаря машинам общение на расстоянии напоминало телепатию, так что это было шагом назад. Однако телефоны приобрели дополнительное назначение, превратившись в модный аксессуар. Малообеспеченные жители Йеллоустоуна не могли позволить себе такую роскошь, зато те, кто побогаче, гордо носили разнообразные аппараты, причем наиболее престижными считались массивные, привлекающие внимание. Предоставленный мне телефон больше всего напоминал старинную армейскую рацию «уоки-токи» — неуклюжая черная коробка с выдвижным двухмерным экраном и потертой клавиатурой с кнопками, маркированными каназианскими буквами.

Я спросил дилера, каким образом мне дозвониться до абонента на орбитальной станции и в Кэнопи, и получил инструкцию с таким количеством пунктов, что едва мог удержать их в памяти, — главное, конечно, не перепутать варианты. С орбитальным номером получилось проще, поскольку я уже знал его, — он был выгравирован на кредитной карточке Нищенствующих, которую оставила мне Амелия. Но мне пришлось пройти через четыре или пять слоев межпланетной сети, прежде чем я дозвонился.

У Нищенствующих весьма любопытный способ вести дела. Они долгое время поддерживают связь с большинством своих клиентов после того, как те покидают Айдлвилд. Некоторые из этих клиентов впоследствии занимают высокие должности, добиваются положения в обществе и расплачиваются с Нищенствующими путем пожертвований, которые позволяют поддерживать платежеспособность обители. Но этим дело не ограничивается. Нищенствующие не без основания рассчитывают на некоторые дополнительные услуги со стороны бывших клиентов — в том, что касается так называемого «сверхделикатного шпионажа». Отсюда — стремление постоянно находиться в пределах легкой досягаемости.

Мне пришлось выйти из вокзала под дождь, прежде чем телефон сумел подключиться к одной из уцелевших городских сетей. И все же прошла не одна секунда, прежде чем система, то и дело «подвисая», смогла найти путь к хоспису. После того как связь была установлена, разговор то и дело прерывался из-за технических пауз. Я очень ясно представлял себе, как пакеты данных перемещаются в околопланетном пространстве Йеллоустоуна, рикошетом отскакивая от орбит и время от времени уходя по касательной в никуда.

— Брат Алексей из Ледяных Нищенствующих. Чем могу угодить через вас Господу?

На экране замаячило тощее лицо с квадратным подбородком и глазами совы, попавшей на дневной свет, которые буквально излучали спокойную благожелательность, — невзирая на то, что один был оттенен темно-лиловым синяком.

— Так-так, — произнес я. — Брат Алексей. Очень приятно. Что случилось? Споткнулись о свою мотыгу?

— Не уверен, что понимаю вас, друг мой.

— Отлично, я немного освежу твою память. Меня зовут Таннер Мирабель. Я прибыл на «Орвието» и проходил через хоспис несколько дней назад.

— Я… не уверен, что помню вас, друг мой.

— Забавно. А ты не помнишь, как мы кое-что пообещали друг другу в пещере?

Он скрипнул зубами, удерживая на лице доброжелательную полуулыбку.

— Нет… извините. Ничего такого не припомню. Но продолжайте, пожалуйста.