– Верно. Он никогда не перемещал трупы, хотя его последнее убийство выглядит отступлением от шаблона: оно случилось не на улице, а в помещении. Возможно, перемещение тел – всего лишь следующая ступень… его ритуала. И?..

Я глянула на Элизабет, которая только покачала головой.

Ирен строила свое доказательство с проницательностью адвоката, удовлетворенного замешательством свидетелей. Она шагала перед нами взад-вперед, спрятав руки в широкие рукава халата, и наконец остановилась в шуршании струящейся тафты:

– Единственное, чего Потрошитель никогда не делал, – он никогда не перемещался под землей.

– Судя по тому, что мы знаем о нем на данный момент, – возразила Элизабет. – Но он мог ускользнуть от полиции через какую-нибудь подземную систему.

– Какую подземную систему? – спросила Ирен. – Лондон не может похвастать доступной сетью канализации, как в Париже. Там нет удобных и в то же время большей частью заброшенных катакомб, а тоннели для подземки слишком хорошо охраняются. Тем более там нет облицованных камнем ходов, которые, подобно сотам, испещрили более сорока процентов подземной территории Парижа.

– Потрошитель просто использует то, что предлагает новый город? – произнесла Элизабет.

Ее предположение заставило Ирен замолчать.

– Возможно, – сказала она тихо чуть погодя. – Но я считаю, что совершенные в борделе убийства женщин не соответствуют почерку Джека-потрошителя. И вы видели, что кто-то проник в винный погреб того здания. Еще одно место под землей.

Теперь вернемся к пещере, которую мы нашли этой ночью на одной линии с борделем. Возможно, они даже связаны. В доме свиданий мы видели винный погреб, который, как нам тогда показалось, вел в канализационную систему города. Теперь же мне представляется, что это был затопленный гранитный проход. А найденные в пещере символы? Никакие надписи не украшали места преступлений в Лондоне.

– За исключением загадочной фразы о евреях, которая повторилась здесь, во Франции, – напомнила Элизабет.

– Да. Можно лишь гадать, почему. Особенно, когда понимаешь, что лондонское написание слова «евреи» выглядит как «Juwes», то есть французское существительное женского рода и множественного числа, так что предложение в действительности гласит: «Еврейки – это люди…» Что ж, Нелл, знаю, что ты зарисовала метки, найденные нынче ночью. Мистер Холмс попросил твои записи, прежде чем ушел искать жандармов, чтобы поднять тревогу в музее Гревен. Полагаю, тебе удалось сделать копии, когда он велел вырвать листы и отдать ему?

– Нет…

На лице подруги не осталось никаких эмоций, кроме ужаса.

– …но я начала копировать их более аккуратным почерком, когда мы, как мне показалось, долгие часы торчали в фойе с колоннами по приказу мистера Холмса. Не могла же я терять время, разглядывая папский кортеж! Поэтому, когда этот господин появился перед нами и в своей высокомерной манере потребовал мои записи, я отдала ему… первую версию.

– О Нелл! – Ирен подскочила ко мне и схватила за локти, словно в ликовании собиралась пуститься со мной в пляс. – Превосходно! Мне пришлось прикусить язык, чтобы не выдать беспокойства, когда ты по его команде вырвала страницы из своей записной книжки. И все же я знала, что ты найдешь способ утаить от мистера Холмса то, что ему так хотелось получить.

– Ну, я дала ему сокращенную версию. Я ведь не работаю на него, ты же знаешь.

– Как и я. Давай посмотрим на те каракули со стен пещеры. Это могут быть тайные знаки, оставленные сборищем нищих, которые посещали то же место, или же они относятся непосредственно к последнему убийству.

Я направилась в свою комнату за блокнотом, который бросила на стол, достав из кармана жакета.

Пока меня не было, Ирен зажгла лампу, чтобы как можно лучше рассмотреть мои нехитрые наброски.

Я хмуро уставилась на символы:

– Эта «P» с пересекающей ее вертикально «X» по какой-то причине напоминает мне посох пастыря. Почему в комнате с написанным на стенах кровью странным предложением о евреях находится знак пастыря?

Ирен резко подняла голову, словно вздрогнув не от внезапной мысли, а от натяжения невидимого поводка:

– А почему бы и не знак пастыря?

Элизабет приподнялась и посмотрела на символ:

– Папский кортеж в музее Гревен… Я видела вышивку именно этого символа на церемониальной одежде. Помню, что подумала, насколько папская корона – она называется тиара, верно? – напоминает головной убор Верхнего и Нижнего Египта в древние времена и что это, – она постучала по рисунку, – показалось мне почти иероглифом.

– Говорите, это религиозный символ? – Меня терзали сомнения. – Как мог религиозный символ оказаться в пещере, залитой кровью, – вероятном месте убийства? Трудно поверить, даже если речь о папистском символе.

Ирен, не обращая внимания на мою обычную англиканскую неприязнь ко всему католическому, нависла надо мной:

– Пастырь – это такая же ветхозаветная фигура, как и новозаветная, его можно рассматривать как еврейский и как христианский символ, хотя эта «X» напоминает крест, а значит, ближе к христианству, чем к иудаизму, если, конечно, это не просто буква. Я видела такое раньше… Знаю! Возле склепа в катакомбах, где была найдена бедная девушка. Знак был очень бледным. Я приняла его за какую-то древнюю метку, но парижские катакомбы не такие уж и древние, за исключением, возможно, тех, что находятся под собором Парижской Богоматери.

– Надо показать эти рисунки священнику, – сказала Элизабет.

И тут раздался стук в дверь, достаточно резкий, как от удара трости. Или полицейской дубинки.

Обменявшись с нами испуганными взглядами, Ирен сделала шаг вперед и распахнула дверь.

За ней оказался Шерлок Холмс с тростью в руках, уже занесенной для того, чтобы постучать снова. Во фраке и цилиндре он выглядел самым настоящим щеголем, не хватало разве что гвоздики в петлице, но, к счастью, сыщик не додумался до подобного легкомысленного украшения.

Он выглядел удивленным: то ли тем, как быстро мы откликнулись на его стук, то ли ослепительным халатом Ирен (шедевр от Ворта походил скорее на бальное платье).

– Уже полдень миновал. – От неожиданности сыщик констатировал очевидный факт, о чем, судя по выражению лица, тут же пожалел.

– Блестящее дедуктивное заключение, – согласилась Ирен. – Не могу с вами поспорить. Однако ни одна из нас не носит часов, и мы были слишком заняты, чтобы сверяться с хронометром на каминной полке.