Вместо слов утешения он молча снял с нее шапку, собрал распущенные волосы и снова надел так, чтобы их не было видно. Поднял ей воротник и натянул шапку еще ниже. Держался с внешнего края, пока они спускались, и крепко обнимал ее одной рукою, а потом повел по пустым переулкам к узкой двери в стене.

За дверью был очень длинный, очень темный и сырой туннель.

Наконец они прошли его до конца и остановились перед новой дверью, из-под которой сочился свет.

– Погоди-ка немного, – сказал По. – Пока что там слишком людно.

– Мы сейчас окажемся в восточном коридоре? – спросила Биттерблу.

– Да, и проберемся к тайному ходу, который ведет в покои твоего отца.

– А почему тайком?

– Чтобы все думали, что ты вернулась в замок вчера, рассказала нам о Тиэле и с тех пор не выходила из своих покоев.

– Чтобы никто не вспомнил о существовании разводной башни?

– Да.

– И не задумался, откуда вы узнали про Тиэля?

– Да.

– Ты уже всем рассказал?

– Да.

«О, спасибо. Спасибо, что снял с меня эту обязанность».

– Ладно, – сказал По. – Давай-ка поторопимся.

В коридоре – ослепительно светло. Они перешли его, за гобеленом с зеленой тигрицей открыли следующую дверь и снова оказались во мраке. Петляя по коридору, поднимались без лампы, и По предупреждал ее, когда на пути встречались ступени.

Наконец они выбарахтались из-под еще одного тяжелого гобелена в комнату Лека. Едва передвигая ноги, она поднялась по лестнице. Наверху По постучал. В замке отчетливо скрежетнул ключ. Когда дверь отворилась, Биттерблу упала в объятия Хильды.

Пакетики с водяным пасленом лежали в шкафу в ванной комнате. Она и представить себе не могла, что, впервые принимая эти травы, будет чувствовать себя такой… потерянной.

Выйдя обратно в коридор, Биттерблу поплелась к дверям.

– Вам не помешают ванна и завтрак, ваше величество, прежде чем вы предстанете перед слугами, – мягко сказала Хильда. – Нарядитесь в свежее платье и начните с чистого листа.

– Не бывает в жизни «чистого листа», – проговорила она отрешенно.

– Вам не нужно повидать Мадлен, ваше величество?

Биттерблу хотелось повидать Мадлен, но – нужно? Нет.

– Не думаю.

– Давайте я ее позову на всякий случай, хорошо, ваше величество?

И вот Хильда с Мадлен уложили ее в ванну, чтобы отскрести пот и грязь, помогли вымыть волосы, забрали грязное платье и принесли свежую, чистую одежду. Мадлен тихонько болтала, и ее привычный странный говор удерживал Биттерблу в реальности. Интересно, остались ли у нее на теле следы ночи, проведенной с Сафом, видят ли их Хильда и Мадлен? Следы борьбы с Тиэлем? Не важно, главное, чтобы никто не задавал вопросов. У Биттерблу было смутное чувство, что вопросы разобьют ее скорлупу на мелкие осколки.

– Как там Брен и мои стражи? – спросила она.

– Пока что им очень тошно, – сказала Мадлен, – но это все пройдет. Ближе к вечеру я еще схожу к Брен.

– Я обещала Сафу новости.

– Лорд Гиддон проведает Сапфира после заката, ваше величество, – успокоила ее Хильда. – И передаст все новости, какие у нас есть.

– А с Помером все хорошо?

– Помер в тяжелой хандре, – ответила Мадлен. – Но в остальном идет на поправку.

Биттерблу не ожидала, что от завтрака ей станет хоть сколько-нибудь лучше. И когда стало, впервые ощутила незнакомую доселе вину. Почему она с такой легкостью поправляется, почему сытная трапеза столь приятна желудку? Как посмела она хотеть жить, когда Тиэль хочет умереть?

Лионидские стражники в лазарете, казалось, были признательны ей за визит и за благодарность.

Помер сидел в постели, опираясь на подушки, с наискось перевязанной головой.

– Столько книг, – простонал он. – Утеряны. Невозвратимо. Ваше величество, Мадлен говорит, мне нельзя работать, пока не перестанет болеть голова, но я считаю, что она болит от безделья.

– Звучит неправдоподобно, Помер, – ласково сказала Биттерблу, – учитывая, что вас по ней стукнули. Но я понимаю, о чем вы. Над чем вам хочется поработать?

– Над оставшимися дневниками, ваше величество, – с жаром ответил он. – Тот, которым я занимался, пережил пожар, и лорд Гиддон сказал, что уцелела еще стопка книг. Они хранятся у него. Я умираю от желания их увидеть, ваше величество. Я был так близок к тому, чтобы разобраться. Мне кажется, наиболее странные и диковинные из его нововведений в замке и городе были попыткой воплотить здесь другой мир, ваше величество. Вероятно, мир, из которого явились он и та цветная крыса. Полагаю, он пытался превратить наш мир в тот. А еще, полагаю, это мог быть край замечательных целительских достижений – вот почему он был так одержим своей безумной больницей.

– Помер, – сказала она тихо, – когда вы читали о его больнице, у вас, случайно, не возникало впечатления, что мучил жертв не он, а его слуги? Что чаще всего он стоял в стороне и смотрел?

Помер сощурился.

– Это бы кое-что объяснило, ваше величество, – начал он, и его глаза снова широко распахнулись. – Иногда он говорит, что кого-то из жертв «оставляет для себя». Это могло бы означать, что остальных он делил с другими мучителями?

– Мучители тоже были жертвами.

– Да, конечно, ваше величество. На самом деле он даже отмечает «мгновения, когда его помощники начинают осознавать, что делают». До сей минуты мне не приходило в голову, ваше величество, – угрюмо добавил Помер, – кого он имел в виду и что конкретно они делали.

При напоминании о помощниках Биттерблу хмуро поднялась, набираясь решимости:

– Мне пора идти.

– Ваше величество, – сказал он, – могу я попросить вас по пути сделать еще кое-что?

– Да?

– Вы… – Он поколебался. – По сравнению с остальными вашими заботами это покажется блажью.

– Помер, – сказала она, – вы мой библиотекарь. Если я могу сделать что-нибудь, что принесет вам утешение, только скажите.

– В общем, я держу под столом пиалу с водой для Касатика, ваше величество. Она, несомненно, пуста, если не пропала вовсе. Мое исчезновение его обескуражит, понимаете? Ему покажется, что я его бросил. Он отлично умеет прокормиться библиотечными мышами, но за порог библиотеки не ступает и не сможет отыскать воды. Он очень уважает воду, ваше величество.

Касатик и вправду уважал воду.

От Померова стола остался лишь полуразваленный, почерневший остов. Пол выглядел кошмарно. Пиала – зеленая, как монсийские долины, – лежала вверх дном чуть поодаль. Биттерблу вынесла ее из библиотеки в главный двор и дрожа подошла к бассейну с фонтаном. Наполненная пиала стала такой холодной, что обжигала пальцы.