– Хорошо ли вас тут содержат? – невпопад произнесла женщина, глядя теперь уже на Логина; тот грыз и без того поредевшие усы.

– Та спасибо, мамо, – ответил за сотника знакомый тонкий голос. Летающая тварь, снова уменьшившаяся до размера крысы, сидела у Логина на плече.

– Право, мне очень нравится это простодушие, – пробормотала женщина, коротко взглянула на меня – коротко, но пристально – и протянула для поцелуя руку. – Это не так трудно сделать…

Юдка шагнул вперед, склонился, на мгновение коснулся маленькой руки, отступил. Хвостатая тварь что-то зашептала на ухо Логину; сотник, двигаясь с грацией мельничного жернова, повторил Юдкино действие. Не дожидаясь подсказки, я потянулся тоже; полная женская ручка пахла духами и пудрой, но в момент, когда я коснулся ее губами, кожа потемнела и съежилась. Потянуло кислым запахом немытой старости; я отшатнулся. Голова кружилась, вокруг меня медленно проворачивался гудящий, как улей, набитый людьми зал. Женщина, по-прежнему белокожая и ароматная, смотрела на меня с укоризной.

– Теперь выноси нас! – распорядился Юдка, обращаясь не к Логину, не к женщине и не ко мне.

И уже в следующее мгновение я сидел в снегу, едва не уткнувшись носом в полосатый шлагбаум.

* * *

Приземлились в Валках на рассвете. Летающее существо очень спешило, но обернуться затемно все равно не удалось. Женщины, с утра пораньше выбравшиеся к колодцам, оборачивались нам вслед и одна за другой повторяли жесты, которых хвостатое существо так боялось и не любило:

– И крестятся, и крестятся, дуры!..

Существо ворчало скорее для порядку; суеверные женщины были далеко и скоро пропадали из виду, зато сотник Логин, помещавшийся на этот раз прямо за моей спиной, ни разу за весь обратный путь не травмировал верховую тварь «страшным крестом».

– …Ну что, батьку, угодил я тебе?

Рудый Панько ждал нас там, где мы попрощались, причем весь снег кругом был разрисован замысловатыми узорами. Не то старик в колдовстве ухищрялся, не то просто развлекал себя в долгом ожидании.

– Угодил, сынку.

Хвостатое существо с чувством раскланялось – и сгинуло вслед за порывом ветра. Захотелось протереть глаза: где мы были? Что с нами случилось?

– То все готово, панове, – сообщил Юдка, растирая замерзший в полете горбатый нос. – Что ж, сегодня в пекло ломанемся или завтрего подождем?

Говорил просто, без улыбки, но мне показалось, что он издевается.

Лошадей они попросту свели, так что черти у смоляных котлов припомнят Гриню еще и конокрадство.

Распрощались с Миткой на рассвете, но далеко не ушли – схоронились на дне зеленой балки, у ручья, там и просидели дотемна. Ночью подкараулили пасущийся табун, Гриневым засапожным ножом порезали путы – ищи ветра в поле! Гринь, правда, все на сотникову оглядывался – сдюжит девка? Сдюжила. Ровно бес в сотникову вселился; при коне, хоть и без шабли, а все веселее.

Боялись погони. Только утром дали коням отдохнуть, да и сами повалились на траву полуживые; сотникова болезненно морщилась: видать, раны подрастрясла.

– Совестно перед Миткой, – сказал Гринь. – Он к нам с добром, а мы коней свели!

– Праведник нашелся, – угрюмо отозвалась Ярина, и Гринь надолго замолчал.

Около полудня Гринь заприметил впереди деловитую тучу воронья. Обмер – сразу вспомнилась степь, такие вот сытые вороны над чьими-то незахороненными телами, и непонятно, по какому обряду хоронить, что был за человек, чумак ли, татарин, беглый каторжник…

– Видишь? – сдавленно спросила Ярина Логиновна.

– Вижу.

Приблизились. Вороны нехотя отлетели; на обочине лежала раздувшаяся конская туша.

Скоро обнаружился труп второго коня. Видимо, путники спешили, коней не берегли – то ли погони боялись, то ли рассчитывали за золотые цехины купить новых, лучших. Только где их купишь среди чиста поля?

– Теперь точно догоним, – уверенно сказала Ярина. – Пешие, да с младенцем на руках – далеко не ушли!

Гринь промолчал.

Ярининой уверенности хватило до первого перепутья. Дороги здесь сходились крест-накрест – одинаково узкие, не особо ухоженные, но и не заросшие окончательно. На перекрестье гнил деревянный указатель, но ни чумак, ни сотникова не могли разобрать ни единой буквы. Пьявки какие-то, многоножки, а не письмена.

– Куда теперь, панна Ярина?

Сотникова закусила губу. Махнула рукой направо, развернула коня; Гринь поспешил следом, – и тотчас же родилась уверенность, что не туда свернули, промахнулись.

После короткой перебранки вернулись на перепутье. Поехали на этот раз налево; спустя час добрались до селения, и местные мужики встретили незнакомцев без приветливости. Подозревали, провидцы, что кони краденые.

Гринь привычно принялся выкрикивать диковинные слова: «ребенок», «злодей», «золото»… Селяне переглядывались. Никто из них слыхом не слыхивал ни о ребенке, ни о злодее, а упоминание золота укрепило их в уверенности, что с парнем и девкой не все чисто. Золото здесь, как видно, было редкостью, столь же вожделенной, сколь и опасной. Золото, паны, разбойники…

Сотникова не дала себя в обиду. Несколько рук уже потянулось, чтобы стащить девку с лошади, но Ярина Логиновна оскалилась и подняла коня на дыбы – это без седла-то! Людишки шарахнулись в стороны, сотникова вжарила пятками по конским бокам и – поминай как звали. А промедли Ярина хоть секунду – не вырвались бы ни она, ни Гринь, селяне конокрадов не любят, особенно тех, кто непонятно балакает!

Дело шло к вечеру. На распутье возвращаться не стали, боялись погони от выборного Митки. Под крышей ночевать надежды не было – как бы далеко селения друг от друга ни стояли, а весть о конокрадах пойдет теперь гулять сама собой. Тут бы ноги унести!

Отыскали укромное место в стороне от дороги. Привязали коней; тут наконец-то повезло. Сотникова нашла свежее кострище, прикрытое от глаз прелым ворохом прошлогодней листвы. Обрывок веревки на тугой орешине, потоптанная трава, сломанная ветка…

– Они, чумак, больше некому. Пару дней всего прошло. Хорошо мы укрытие выбрали.

Яринины глаза горели так, будто битва уже выиграна. Будто Мацапурин труп лежит перед ней среди волглых листьев, черная ведьма на коленях просит пощады, а чортов младенец гукает у братца на руках. Даже тяжелая палка, выломанная для сотниковой Гринем, даже этот уродливый костыль не угнетал теперь охромевшую девку.

– Догоним, чумак! Вот-вот догоним!

Гринь снова промолчал. Ну не диковина ли – зайцы за волком погоню снарядили, лапы потирают, достанем, мол, зубастого!

Смеркалось. Костерок развели маленький, сжевали по куску хлеба и запили кислым молоком. Брюхо требовало еще; Гринь скорчился, обняв руками колени, глядя в огонь.