грузовики доставят людей в соседние штаты. После проверки домов спасательным силам приказано участвовать в эвакуации. Но, видя совпадения с данными, которые вы нам предоставили, я попытался собрать как можно больше информации. Надеюсь, я смогу вам чем-то помочь.

Амайя вздохнула. Лучше так, чем совсем ничего. Сжав микрофон, она спросила:

— Что вы можете мне рассказать?

— Три женщины и трое мужчин; трое из них совсем юные, подростки. Одна пожилая женщина. У всех огнестрельные раны головы. Тела лежат рядком. Хотя они не уточнили, в каком направлении указывают их головы… Под рукой взрослого мужчины лежал револьвер.

— Они что-нибудь говорили о том, что дом к тому времени мог быть уже осмотрен?

— Да, все так и было; при этом метка принадлежала их собственной группе, хотя они уверены, что никто из них там не бывал.

— Как и в Джефферсоне, — прошептал Джонсон.

Амайя прикусила губу. Она понимала, насколько дико это прозвучит, и все же обязана была задать этот вопрос:

— А они, случайно, не сказали, была ли там скрипка?

— Нет, ничего подобного я не слышал.

— И самое главное, шеф: они указали, как долго пролежали тела?

— В этом я могу вам помочь, — произнес он уже бодрее, радуясь перспективе оказаться полезным. — Среди членов группы был фельдшер. Он утверждает, что на момент обнаружения они пролежали не более двух-трех часов.

Амайя посмотрела на Джонсона и Шарбу, оглушенных только что полученными новостями. Затем подняла микрофон и снова нажала кнопку:

— Антее, как поступили с местом преступления?

— Дом опечатали. Излишне говорить, что криминалисты его не обследовали и тела не забрали, но дом опечатан; это единственное, что сейчас можно сделать.

— Спасибо. Вы очень нам помогли.

Связь отключилась. Саласар поблагодарила кузину Паулу из Кокодри, повернулась к дверце каюты и увидела Дюпри, который все это время внимательно слушал их разговор.

— Мы должны вернуться, мне надо увидеть эту семью, — обратилась она к нему.

Он смотрел на нее, обдумывая ее просьбу.

— Рыбаки уже готовятся к отплытию. До рассвета мы отправимся на поиски «Ле Гран» и сестер Джейкоба. Если есть хоть какой-то шанс их найти, то действовать надо сейчас — с течением времени шансы уменьшатся. Я не успел спасти Медору, но мы уверены, что сестры пробудут там некоторое время, прежде чем исчезнут окончательно. Я не могу уехать сейчас, зная, что эти девочки могут превратиться в Медору Лиретт. Мы будем их искать, каков бы ни был результат. Потом вернемся в Новый Орлеан.

— Но… — возразила Амайя. Она понимала желание Дюпри, однако последние события доказывали, что она права: Композитор в Новом Орлеане. Саласар чувствовала себя ищейкой, которая взяла след и не в силах думать уже ни о чем, кроме добычи.

Дюпри все понимал, потому ответил:

— Он никуда не денется. Если он умен — а он, безусловно, умен, — то покинет город в числе беженцев, когда армия начнет эвакуацию. Вы же слышали Антее, они начнут завтра с раненых и больных. Композитор не сможет сесть в автобус еще пару дней. Вы нужны мне здесь, — сказал он, поворачиваясь к дверям и покидая рубку.

— Агент Дюпри, — остановила она его.

— Да?

— Вы были правы. Такер ни черта не понимает.

Он улыбнулся, глядя в темноту.

Глава 57

Бритва Оккама

Флорида

Такер ждала долго. Она уже начинала нервничать и дважды задумывалась о том, ждать ли ей в гостиной на жестком диване из искусственной кожи или в дверях. Она подошла к столу, где кто-то оставил воду, кофе и пачки сладкого и соленого печенья. Решила вернуться на место, чтобы не выдать свою неуверенность перед Эмерсоном, который все это время сидел, делая вид, что листает журнал, а сам внимательно следил за каждым ее движением. Боже, как же ее раздражал этот тип! Наконец она уселась, как вдруг какой-то парень — должно быть, секретарь — открыл дверь и отступил на два шага, пропуская вперед Розенбланта. Сенатор-республиканец от штата Флорида Стивен Розенблант умел произвести впечатление. Высокий, чуть полноватый, с суровым обветренным лицом человека, который любит жизнь на свежем воздухе и слишком много времени проводит на солнце. Костюм цвета охры, элегантный и безупречного покроя, подчеркивал смуглость кожи. Густые, короткие и зачесанные назад волосы, благородная седина — таких причесок Такер не видела у мужчин уже много лет. До нее донесся крепкий запах бриллиантина.

— Простите, что заставил вас ждать, — сказал он вместо приветствия. — Боюсь, я задержался несколько дольше, чем предполагал. Врачи разрешили мне повидаться с моим зятем.

Такер улыбнулась, пожимая протянутую руку и думая о том, что надо бы отругать Эмерсона за допущенный промах: они должны были первыми поговорить с задержанным, как только тому удалят интубационную трубку. С другой стороны, что мог поделать полицейский, охранявший дверь: никто не осмелился бы пойти наперекор сенатору от штата Флорида.

Позже, прокручивая в уме их разговор, Такер вспомнила, что не сразу обратила внимания на слова «мой зять».

Сенатор уселся на диван, не пригласив ее сделать то же самое, и взял пухлыми пальцами отчет в коричневой обложке, который протянул ему сопровождающий его человек.

— Итак, вы агент Стелла Такер из ФБР и руководили операцией по спасению моей дочери и внуков, в результате которой мой зять оказался в больнице.

Она твердо кивнула, заложив руки за спину, и заметила, как нервничает Эмерсон, которого словно не замечали.

— Скажите, агент Стелла Такер, вы что, считаете меня идиотом?

Такер посмотрела на него озадаченно, замечая, как похолодела дежурная улыбка у него на лице, а Эмерсон весь обратился в слух.

— Разумеется, нет, сэр, — пробормотала она.

— Я спрашиваю лишь потому, что вы, вероятно, полагаете, что я не заинтересовался личностью Брэда Нельсона, когда моя дочь в него влюбилась. Человек с изуродованным лицом, выживший в пожаре, — и дочь сенатора… Конечно, я все про него разузнал, и знаете что? У него не только чистое прошлое — он порядочный человек, преодолевший невзгоды, с которыми мало кому приходится сталкиваться. С тех пор я поддерживаю с ним прекрасные отношения. Я знаю, что он вспыльчив, в чем-то даже настоящий дикарь. В этом мы с ним схожи, и я уважаю таких людей, если они умеют себя контролировать и направлять свою первобытную силу на благое дело. В течение многих лет он вел себя именно так. Не знаю, что случилось за последнее время… возможно, во всем виновата работа, а может, его собственная природа… Он допустил промах с моей дочерью, а дочка у меня такая же отчаянная, как и я сам. Он дорого заплатил за свою ошибку, и мне это кажется правильным.