В подобной изолированной по отношению к остальному миру позиции своеобразная цивилизация могла возникнуть только при эксплуатации разнообразного окружения. Гавайи называют «музеем эволюции». Архипелаг — средоточие разнообразных микроклиматов и уникальных видов, распространенных по берегам и болотам, некогда кишевшим птицами, по высокогорьям и лесам, где много материалов для изготовления веревок и покрытия домов[769]. Первым колонистам, вероятно, прибывшими с низких и однообразных Маркизских островов, Гавайи радушно демонстрировали разнообразный рельеф и многообразие красок — от темной зелени лесов до красного обрамления вулканов и белоснежных вершин[770]. Кажется очевидной причина, по которой Гавайи сумели преодолеть изоляцию: это произошло благодаря щедрости природы.

С другой стороны, остров Пасхи — великолепный пример того, как цивилизация может развиться в изоляции без помощи среды. Площадь острова всего 64 квадратных мили. Если не считать острова Питкерн в 1400 милях отсюда, этот остров на протяжении всей истории оставался необитаемым, земли ближе чем 2300 миль, нет. Островной рельеф скромный, он поднимается до 1600 футов над уровнем моря, но без глубоких долин, где могли бы создаваться отложения плодородной почвы. Большую часть года идут дожди, но пористая земля поглощает влагу, а ветер высасывает ее из почвы. Единственное съедобное растение, которое росло здесь до появления колонистов, — небольшая пальма, дающая орехи; заросли этой пальмы когда-то покрывали весь остров. Нет рифов, где обычно водится морская живность, и нет бассейнов, заполняемых приливом; рыбу приходится ловить в открытом море.

Вопреки утверждениям любителей чудес здесь не такие уж трудные условия для существования цивилизации. Но, подобно собаке, идущей на задних лапах, цивилизация здесь достигается ценой усилий, выходящих за границы рационально возможного. Самый поразительный аспект этой культуры — письмо ронгоронго. Никакого аналога ему нет во всем тихоокеанском островном мире. Тайна продолжает оставаться неразгаданной: ни одну из дошедших до нас надписей так и не расшифровали. Сама уникальность этой письменности свидетельствует о том, что это местное изобретение; незнание современными островитянами этого письма говорит о том, что оно было инструментом элиты и оказалось недолговечным. Возможно и другое объяснение. Поскольку до начала XIX века не было известно ни о каких надписях и поскольку миссионерам и этнографам не удалось найти ни одного туземца, который захотел бы или сумел их прочесть, возникло широко распространенное среди ученых подозрение, будто надписи — постконтактный артефакт, сочиненный местными имитаторами; это следствие сопротивления местных жителей европейскому образу жизни, после того как сила письменности была продемонстрирована при подписании договора с представителями Испанской империи в 1770 году. Хотя ученые уделили этой теории большое внимание, я нахожу ее совершенно невероятной; испанские офицеры, подписавшие договор, свидетельствуют о существовании «местных букв»; некоторые подписи под договором идентичны образцам на таблицах, известным с начала XIX века[771].

На фоне необычности таблиц ронгоронго большинство аспектов местной материальной культуры кажутся самыми заурядными и распространенными. Островитяне жили в тростниковых хижинах, но выкладывали стены ям камнем и строили постоянные каменные сооружения (впрочем, «сооружение» слишком сильное слово) для сбора дождевой воды и защиты растений от ветра[772]. Для общинных ритуалов и пиров они воздвигали каменные платформы, на которых возводили деревянные дома в форме перевернутого каноэ; возможно также, это изображение влагалища: подобные изображения — любимая тема создателей петроглифов (?)[773]; в некоторых домах крышу поддерживали каменные столбы. По стандартам других полинезийских островов и Новой Зеландии эти сооружения примитивны и обеднены недостатком материалов. Однако когда речь заходит о каменных монументах, жители острова Пасхи образуют совершенно особый класс.

Знаменитые статуи, которые они воздвигали на каменных платформах, не обнаруживают радикальных отличий от резных монолитов на других полинезийских островах; но они гораздо крупнее, их больше, а лучшие из них отличаются исключительной свободой созидания и уверенностью скульпторов. На небольшом острове с немногочисленным населением сооружение большого количества монументальных скульптур должно было стать подлинно общим делом. В каменоломне Рано Рараку, в кратере погасшего вулкана, вырубали и полировали столбы весом от тридцати до сорока тонн. На задней стороне такого столба оставляли что-то вроде киля; он помогал перетаскивать столбы на деревянных полозьях или катках, а может, и на волокушах. До сих пор сохранились столбы, на которых закрепляли веревки. По расчетам, для изготовления и доставки самых крупных статуй необходимы были усилия тридцати человек на протяжении года. Девяносто человек, работая в течение двух месяцев, могли бы увезти столб за четыре мили от каменоломни. Столько же человек за три месяца могли бы воздвигнуть статую на платформе. Статую среднего размера отряд в семьдесят человек мог перевезти за неделю, но тонкая операция подъема и ее установки на место все равно заняла бы от двадцати до тридцати дней. Это были дорогостоящие операции, но при наличии времени их могла осуществить одна большая семья (если смыслом было почитание предков) или примерно четыреста человек, объединившие силы в труде и доставке необходимого[774].

1. Меса-Верде, штат Колорадо: когда цивилизация каньонов угасла, «жители ушли далеко от полей, в горы» (см. с. 91).

2. Настенный рельеф, Чан Чан: характерно жесткая, упорядоченно эстетическая дисциплина противостояла Эль-Ниньо и сопротивлялась инкам (см. с. 93).

3. Мечеть Джаны, «огромное сооружение из гладкого кирпича-сырца, похожее на конфету», в Сахеле — цивилизация самого обширного района травянистых степей на земле (см. с. 131).

4. Договор ирокезов с деревьями заключался с помощью «ложных лиц» духов леса, которые во время ритуалов надевали шаманы (см. с. 199).