ИЛ-18 приближался к Москве. Капитан Пчелин почувствовал знакомое состояние напряжения воли, максимальной внутренней собранности. Он понимал: начинается! Вот теперь, может быть, как только он появится на верхней ступеньке трапа, у выхода из самолета, хотя и не знал конкретно, что именно «начинается» и как оно будет развиваться в дальнейшем. Несколько дней назад в его служебном помещении на площади Дзержинского раздался звонок дежурного: «Товарищ Пчелин, срочно к полковнику!» Полковник Соколов казался озабоченным и встревоженным.

— Я только что от Тарханова, — сказал он. — Генерал предложил поручить вам, товарищ капитан, выполнение оперативного задания, которое связано с операцией «Шедоу». Вы как себя чувствуете, здоровы ли?

— Абсолютно здоров, товарищ полковник. Когда прикажете приступать к выполнению задания?

Лицо Соколова дрогнуло в усмешке.

— В таком случае, капитан, считайте, что к выполнению задания вы уже приступили. Дело в том, что Грин вызывает к себе зачем-то одного человека. Под видом того человека пойдете к Грину вы. Обрисую коротко создавшееся положение… Не так давно в заграничной командировке побывал призер международных соревнований по стрельбе из легкого оружия мастер спорта Степан Истомин. Иностранная разведка попыталась завербовать его. Вернувшись, он рассказал нам об этом. Мы посоветовали ему позволить «завербовать» себя. Мы обратили внимание на такую деталь: американцы почему-то ценят в нем его, так сказать, стрелковую специальность. И второе — его ориентировали в первую очередь на встречу именно с Грином, для чего снабдили паролем и словесным ритуалом. Истомин вернулся к себе в Челябинск, где он работает старшим тренером по стрелковому спорту в одном из клубов. Прошло всего несколько недель после поездки за рубеж, и вот он уже получил вызов. Ему приказывают прибыть на встречу и в связи с этим указывают дни, часы и место, где его будут ожидать люди Харвуда, — дается, так сказать, расписание. Что задумал Грин, какое собирается дать поручение Истомину — об этом можно лишь гадать, но поскольку он сейчас главным образом занимается «Шедоу» — кое-какие предположения можно сделать. Истомин, по отзывам товарищей из Челябинска, умен, смел, отличный самбист, полон готовности идти на предложенную ему встречу, но он не чекист, у него нет необходимого опыта, мы не имеем права рисковать — можно ведь и дело сорвать, и парня загубить. А откладывать встречу нельзя. Вы, капитан, сегодня же вылетите в Челябинск. Встретитесь с Истоминым. Поговорите с ним, порасспросите, присмотритесь к нему, изучите его какие-то привычки, манеры, жесты…

Вечерним рейсом Пчелин отбыл за Урал. Пчелин провел со Степаном Истоминым несколько дней, «вживался в образ». Когда покидал Челябинск, в его карманах лежал целый набор документов, неопровержимо свидетельствующих, что он и есть Степан Истомин.

Самолет совершил посадку, подрулил поближе к зданию аэровокзала. Постепенно затих гул двигателей.

Пчелин взял с полочки свой чемодан и направился к выходу: началось! Сейчас он был уже не Пчелин, а Степан Истомин.

Не встречает ли его здесь тайком кто-нибудь из людей Грина, не следят ли за ним? Кто знает. Подошел к стоянке такси. Усаживаясь в машину, сказал шоферу:

— Выедем на бетонку — и налево.

— Это куда же?

— Подбросите меня до деревни Райки.

— Это конкретно где же?

— Отсюда далеко.

Ехали долго. Иногда притормаживали, спрашивали, далеко ли до Райков. Наконец пассажир попросил остановиться, высадить его.

— Так тут же нет никаких Райков, — удивился шофер.

Пчелин не ответил. Рассчитался щедро. Такси скрылись вдали. Пчелин отошел в сторону от обочины автострады, прислонился к дереву. По шоссе, не очень, правда, густо, пробегали легковые машины, но среди них не было той, которую он ждал.

Прошло больше часа. Неожиданно откуда-то сбоку лесной тропой тихо выползла «Волга». Низко надвинутая на лоб шляпа скрывала лицо водителя. Она! Пчелин шагнул к автомобилю. На какой-то миг он почувствовал на себе колючий взгляд незнакомца за рулем.

— Вам куда? — открывая дверцу машины, спросил тот.

— К поезду на Тулу, — ответил Пчелин условленной фразой.

— Садитесь, да побыстрее.

Всю дорогу этот чернявый парень молчал. Рушников — а это он вел «Волгу» — бросал на него испытующие взгляды, пытался догадаться — свой он или иностранец, соображал, зачем этот человек срочно потребовался Грину… Парень был еще молод, сильного сложения, под серым костюмом чувствовалось тренированное тело спортсмена, глаза смотрели внимательно и неулыбчиво, настороженно и недоброжелательно. У него пружинящая походка не то охотника, не то вышедшего на тропу зверя.

— Приехали, — буркнул Рушников, загоняя «Волгу» во двор дачи.

Итак, приказ Грина выполнен: его агента он встретил и благополучно доставил в свое логово.

Пчелин взял с заднего сиденья свой чемодан и выскользнул из машины.

— Идите туда, — показал Рушников в сторону дачи. — Тут и поживете.

— Знаю… — Пчелин посмотрел по сторонам и успокоился: вокруг лес, глушь.

Направился к дому. Навстречу, тяжело переваливаясь, шел широкоплечий парень — из-под красных, опухших от пьянок век зло блестели хмельные глаза. Это был Симка Андрюхин. Он подошел к своему шефу, зашептал:

— Когда смоемся?

— Сегодня ночью, задерживаться опасно, — пробурчал Рушников.

— А он? — Симка кивнул в сторону приезжего, скрывшегося за дверью дачи.

— Не наша забота, он мне не приболел.

— А сам не рассердится? — усомнился Андрюхин, подразумевая под словом «сам» Грина.

— Не твое дело, щенок, — разозлился Рушников. — Ты думаешь, мне легко… — Он не объяснил, почему ему тяжело, продолжал: — Сдается мне — сам на воле останется недолго, кое-каких помощников его засекли… Ты понимаешь, что это значит? Если уж клубок начали разматывать — надо ложиться на дно. Понял? Нам с тобой от самого теперь надо держаться подальше, его могут в любой момент застукать, а тогда, чтобы спасти свою шкуру, он расколется — и нам с тобой крышка. Дошло? Чую — самого обложили как медведя в берлоге… — Он не договаривал, не в его правилах распускать язык, сообщать какому-то Симке о событиях последних дней…

С момента бегства со станции Кратово Рушникова мучили сомнения: сумеет ли «Егоров» замести следы, — и чем больше он об этом думал, тем больше проникался уверенностью — нет, не удастся тому сбежать, не сумеет спрятаться, уж очень неожиданно он провалился-то, выследят. А раз так — не забудут и о Грине, и о нем.

С угрюмой злобой сказал:

— Положу в тайник записку, придумаю что-нибудь, и давай бог ноги, пока не погорели. Схватят — к стенке поставят.

Они исчезли в ту же ночь, и совершенно неожиданно для себя капитан Пчелин остался на даче один. Валялся на койке, просматривал старые номера журналов.