Прокудин побеседовал с полковником Соколовым и об обстоятельствах, заставивших его написать в КГБ относительно «инвалида Отечественной войны» со станции Кратово. Провожая от себя Прокудина, полковник сказал:

— Придется вам, Василий Михайлович, основательно помочь нам. Но не увлекайтесь, будьте осторожны. Если наши худшие опасения подтвердятся, следует быть готовым ко всему. Не забудьте — Тимура Рахитова они хотели отправить на тот свет запросто, ударом ножа — старомодно, зато бесшумно.

А на следующий день в цехе появился Богуславский, как всегда прекрасно одетый, надушенный. Подошел к станку, на котором работал Прокудин, поздоровался, вежливо осведомился о делах, пошутил, что-де рука у него, у Богуславского, легкая: захотел помочь затравленному всякими там прохвостами хорошему человеку и помог, теперь Василий Михайлович, так сказать, в люди вышел, — шутка ли — квалифицированный токарь. Прокудин молчал, он чувствовал, что все это лишь предисловие к какому-то разговору, и не ошибся. Уже серьезно гость сказал:

— Нам надо поговорить. Буду ждать вас сегодня в семь вечера на улице, напротив дома, в котором вы живете. Оденьтесь поприличнее.

Бесцеремонность Богуславского сердила Прокудина, оскорбляла, в другое время он резко отказался бы от встречи с этим субъектом, но не теперь: ведь этот хлыщ — человек «пенсионера Рушникова»! Прокудин согласился.

Минута в минуту он вышел из дома, в стоявшем неподалеку такси его уже поджидал Богуславский.

— Вы точны, — улыбнулся он. — Ну, поехали. — Машина тронулась с места.

— Куда направляемся? — спросил Прокудин.

— В злачное заведение, — рассмеялся Богуславский. — С вас, дорогой Василий Михайлович, причитается. Да и перемену положения обмыть следует — вы уже не разнорабочий, а ква-ли-фи-ци-ро-ван-ный токарь! Ну, ну, не бойтесь, я пошутил, грабить вас не собираюсь, взяток не беру. Просто я намерен угостить вас ужином в ресторане, там и поговорим.

В ресторане Богуславский был своим человеком, провел Прокудина в отдельный кабинет. Пили, ели, Богуславский рассказывал анекдоты. Прокудин нетерпеливо ждал, когда же он перейдет к делу, ради которого притащил его в ресторан.

— Вот что, дорогой Василий Михайлович, пора вам перейти на более подходящую работу, — произнес наконец Богуславский.

— Нет, я никуда из цеха не уйду, — возразил Прокудин.

— Уйдете, милейший, уйдете. — Стремясь подпоить Прокудина, Богуславский выпил лишнего сам и теперь явно терял контроль над собой. — Так хочет ваш друг-приятель Семен Семенович. И вы не скромничайте, Рушников — умный человек, он знает, чего вы стоите.

Рушников? Вон оно что!

— Так договорились? — продолжал Богуславский, пьянея. — На производстве вы давайте закругляйтесь… Постарайтесь получить положительную характеристику.

— Никуда я не пойду, — уперся Прокудин, — мне и там хорошо.

Богуславский зло ухмыльнулся.

— Вы, Прокудин, наивный ребенок! Честное слово. Ему предлагают выдвижение, а он еще кобенится. Чудак! Сволочь Рахитов? Сволочь. А ходит в начальниках, а вы… — Богуславский грязно выругался. — Надо поумнее быть, вот так!

Прокудин слушал с затаенным вниманием: никогда ни одним словом не обмолвился он Рушникову о своем прошлом, о Рахитове — и все же они знают! Богуславскому рассказал Рушников — это-то ясно, но откуда такая осведомленность Рушникова? И при чем тут вообще Рахитов?

Поход в ресторан приобретал неожиданный интерес.

— Никуда я не пойду, — стоял на своем Прокудин. — Мне выдвижений не нужно, в услугах не нуждаюсь.

— Давно ли? — насмешливо усмехнулся Богуславский. — Забыли, кто вас выручил? Хотите, чтобы опять вышвырнули на мостовую? Что ж, и это можно.

— Не то время, — спокойно заметил Прокудин. Он еле сдерживался, чтобы не дать волю охватившему его гневу.

— Идеалист! — фыркнул Богуславский. — Впрочем, черт с вами, как хотите. Только советую Рушникову не перечить, если вам, конечно, жизнь дорога, а то, чего доброго, в два счета останетесь без головы — у него это быстро… — Он спохватился, что сказал лишнее, и настороженно поглядел на Прокудина, но тот сделал вид, что не обратил на его слова никакого внимания, и Богуславский успокоился.

— Какую работу вы мне предлагаете? — спросил Прокудин.

— Все-таки интересно? — раздраженно сказал Богуславский. — Какую — не знаю, об этом вам Семен Семеныч скажет. Он просил передать, что завтра будет ждать вас для конкретного разговора по этому вопросу. Просит приехать к нему домой. Мой совет — не ссорьтесь с ним.

Прокудин молча пожал плечами: наступление началось сразу же с применением угроз. Что-то будет дальше?

— Хорошо, завтра я подъеду к нему, — небрежно согласился он.

— То-то! — сердито обронил Богуславский. — Пью за ваше новое выдвижение.

Так вот, оказывается, для чего была нужна эта встреча в ресторане: подготовить, уговорить.

Рушников встретил Прокудина с показной сердечностью. Во время беседы с полковником Соколовым, состоявшейся тотчас после того, как Прокудин расстался с Богуславским, оба они полагали, что цель приглашения на станцию Кратово — попытаться так или иначе заставить Василия Михайловича согласиться на какое-то гнусное предложение, которое затем отдало бы его во власть Рушникова или тех, кто за ним стоит. Об этом, казалось бы, говорило все поведение Богуславского. В соответствии с этим Прокудин ждал теперь, когда Рушников пойдет в атаку. Однако хозяин, по-видимому, волк более травленый, чем они с Соколовым полагали: уединяться с гостем не спешил, расхаживал вокруг клумб, ухаживал за цветами, говорил о разных пустяках, часто обращался к присутствовавшей здесь же жене.

Пили чай, гуляли, болтали о том, о сем, — стало уже совсем темно. Прокудин попрощался. Хозяин пошел провожать его до калитки. По дороге остановились возле одной из клумб.

— Пора вам, Василий Михалыч, переходить на большую работу, — заговорил наконец Рушников. — Хватит с вас в черном теле быть. Как вы на это смотрите?

— Не возражаю, смотря о какой работе речь, — сдержанно сказал Прокудин.

— Интересная, значительная… — заверил Рушников. — Сейчас, как вы сами знаете, перспективны проблемы исследования космоса, кибернетика. Вот я и подумал, что вам было бы полезно переключиться на работу в этой сфере, так сказать.

— А конкретно? Какое я мог бы найти себе применение? — с интересом осведомился Прокудин. В темноте он не видел лица собеседника, но почувствовал, как тот самодовольно ухмыльнулся: главное — Прокудин в принципе согласен принять назначение, которое ему хотят подсунуть.

Так, стало быть, они хотят попытаться использовать его, Прокудина, пока вслепую, боятся все-таки начать вербовку! Откладывают ее на более позднее время, надеясь, что такой случай им все-таки представится.

Прокудин хмуро сказал: