Политические преследования, связанные с Гражданской войной, не знали срока давности. Неполная картотека архива управления ФСБ по Архангельской области датирует последние дела по обвинению в службе у белых 1941 годом[991]. Но встречающиеся в папках отдельные документы свидетельствуют, что расследования продолжались даже во второй половине 1950-х гг. Например, в 1956 г. шло следствие по делу члена ракитинского отряда Антона Шепурева, подозреваемого «в принадлежности к агентуре английских разведывательных органов»[992].

Масштабные репрессии на Севере России после окончания Гражданской войны во многих отношениях предвосхищали большой террор 1930-х гг.[993] Хотя между этими всплесками насилия нельзя установить прямую преемственность, т. к. исполнителями сталинского террора были во многом уже другие люди[994], да и обстоятельства конца 1930-х гг. значительно отличались от первых лет советской власти, тем не менее очевидно, что сталинский террор вырос не только из фантазий диктатора-параноика, конфликтов внутри коммунистической элиты или стремления советского руководства избавиться от внутренних врагов перед лицом возросшей внешней угрозы СССР в конце 1930-х гг.[995] Масштабные «чистки» белых территорий после окончания Гражданской войны показывают, что уже в ранней советской истории имелось достаточно много прецедентов массового политического насилия, сопровождавшего становление советской политической системы.

Массовый террор против реальных и мнимых врагов, применяемый советским государством после окончательного разгрома белых армий, т. е., по сути, уже в мирное время, не был ограничен Севером России. Еще более кровавые расправы коснулись белых офицеров и жителей юга страны после эвакуации армии П.Н. Врангеля, жертвами которых стали многие десятки тысяч человек[996]. Террор помог большевикам, во многом случайно вышедшим победителями из Гражданской войны, сохранить власть в своих руках. Практики террора отрабатывались на белых и национальных окраинах, где уже в первые годы советской власти выросли лагеря принудительных работ, ширились аресты и доносы, а тройки ЧК списками выносили смертные приговоры. Сталинские годы, несмотря на все отличия, принесли в качественном отношении не так много нового. Скорее, это кольцо террора, охватившее периферию сразу после Гражданской войны, в 1930-е гг. сжалось, накрыв собой красный центр страны.

Стремительное крушение белых режимов в 1919 и 1920 гг. создало у многих современников и исследователей впечатление о неизбежности и закономерности происходившего. Казалось, не могло быть революции без контрреволюции. И царские офицеры в рядах белых армий, и некоторые представители прежних элит, поддержавшие белые правительства, многим представлялись воплощением старой России, которая не имела шансов на успех в стране, до основания потрясенной революцией. Тем не менее, как показывает пример антибольшевистской Северной области, Белое движение было многогранным и неоднозначным и не сводилось к попытке восстановить в прежнем виде царский режим. Белые правительства пытались построить национальное государство, а не династическую империю и во многих отношениях, несмотря на их противостояние большевикам, являлись не противниками, а наследниками российской революции.

Яркой чертой революции в России было то, что в ней отсутствовала контрреволюция в прямом смысле этого слова, то есть политическое движение, стремившееся восстановить status quo ante. Царский режим Николая II был настолько дискредитирован, что даже аристократия и высшее офицерство не оказали сопротивления свержению монархии в феврале 1917 г.[997] Правые силы в период революции оказались крайне раздроблены[998]. И хотя правые группировки позже смогли несколько консолидировать свои силы за линиями белых фронтов, они не определяли безусловно ни политическое лицо белых кабинетов, ни суть их политики.

Как показывает пример Северной области, белая власть здесь на протяжении всего ее существования опиралась на широкий политический фронт, в основе которого стоял блок либералов и умеренных социалистов. Этот блок уходил корнями в 1917 г., когда тесное сотрудничество разных политических сил стало отличительной чертой местной революции, и еще дальше, в период Первой мировой войны, когда патриотическая общественность сплотила свои силы в целях обороны страны. В годы Гражданской войны, несмотря на многие разногласия и конфликты, белых политиков, офицеров и региональных активистов объединяло стремление создать сильное национальное государство, так или иначе основанное на воле выборных представителей народа. Также они признавали необходимость защитить страну от внешней угрозы и освободить от внутренних «предателей», а именно большевиков. Эта общность взглядов позволяла преодолевать политические кризисы в Северной области и держала вместе разнородную антибольшевистскую коалицию. Правда, со временем белое правительство перестало быть по форме хотя бы в какой-то мере представительным, а место кабинета, состоявшего из членов Учредительного собрания, после серии кабинетных перестановок заняла укреплявшаяся генеральская власть. Однако возвышение генерал-губернатора Е.К. Миллера происходило не вопреки сопротивлению, а благодаря поддержке значительной части левой и либеральной общественности, сочувствовавшей идее сильной власти и не видевшей иной возможности создать мощную армию и привлечь на свою сторону офицерство.