В «Стратегиконе», как и во всех других византийских текстах, лёгкая пехота предстаёт прежде всего как сила, снабжённая метательными снарядами и луками: лёгким пехотинцам полагается иметь колчаны, вмещающие до сорока стрел для составного лука с обратным изгибом, хотя при этом уточняется, что «тех, у кого нет луков, а также малоискусных стрелков» надо снабдить малыми дротиками, [лёгкими] славянскими копьями, дротиками со свинцовыми наконечниками [марсо-барбулы] и пращами.

Был ещё один предмет боевого снаряжения пехотинцев, суть которого понять труднее, отчего его часто толковали неверно: это соленарий – не маленький арбалет с короткими стрелами, как полагали раньше, а скорее «трубки», или (если перевести полное его название, соленариа ксилина мета микрон сагиттон, «деревянные соленарии с маленькими стрелами») деревянные трубки для стрельбы короткими стрелами. Они аналогичны устройствам для дополнительного натяжения, или «удлинителям», до сих пор применяемым иногда современными лучниками[461].

С его помощью короткие стрелы, способные лететь дальше длинных, вставляются в трубку с выемкой в центре; благодаря этому тетиву можно натянуть полностью, даже если длина стрелы составляет, скажем, 40 сантиметров, а не 140. Эти короткие стрелы, которые сами византийцы называли «мухами» (миэс), служили для того, чтобы их градом осыпать противника, когда он ещё находится вне зоны досягаемости длинных стрел, обладающих, конечно же, куда большей убойной силой, потому что они могли пробить толстые защитные покровы и даже панцирь, а «мухи» – нет[462].

Главный тип воина в «Стратегиконе» – это, несомненно, конный копейщик-лучник, и вполне естественно, что о его снаряжении говорится подробнее. Видимо, невозможность обучить каждого использованию составного лука с обратным изгибом, а также обычное преобладание лучников-пехотинцев ввели в заблуждение одного выдающегося учёного, полагавшего, что «византийский копейщик/конный лучник – это, скорее всего, что-то вроде мифа»[463].

Автор рекомендует снабжённые капюшоном накидки с нашитой на них чешуйчатой бронёй (lorica squamata), или же пластинчатую броню, или же кольчугу (lorica hamata) длиной до лодыжек – последняя была излюбленным снаряжением воинов в течение ещё примерно восьмисот лет, до широкого распространения мушкетов. Были особые футляры для них, покрытые водостойкой кожей, поскольку доспех был дорогим и мог заржаветь; далее уточняется, что более лёгкие плетёные короба для нательного доспеха также нужно было возить с собой на крупах лошадей позади задних седельных лук, «и если случится так, что накануне дня возвращения, возможно, не окажется поблизости запасных лошадей, перевозящих снаряжение, панцири не остались бы неприкрытыми и не были бы повреждены…».

Упоминаются также шлемы, мечи, стальные нагрудники и налобники для лошадей, но особое внимание уделяется главному оружию: «Луки по силе каждого, но не сверх этого, а лучше – даже более слабые»[464].

Составной лук с обратным изгибом был эффективен, поскольку он накапливал много энергии для выстрела, но он был и весьма тугим, так что вполне уместна была мысль о том, чтобы предпочесть ему такой лук, тетиву которого можно было натянуть быстро и уверенно даже при спуске с неё тридцатой стрелы, а не только первой. Как говорилось выше, упоминаются также налучники для натянутого лука, готового к бою, и запасные тетивы в собственной чересседельной сумке бойца, а не только на складах подразделения, защищённые от влаги колчаны на тридцать-сорок стрел (остальные стрелы хранились на складах подразделения), а также пилки и шила для починки снаряжения в полевых условиях.

Автор упоминает копья для конников, с кожаными ремнями и фламулами [флажками] на навершиях, круглые шейные щитки, нагрудники и шейные щитки, просторные гунии (накидки) и палатки (в действительности круглые кожаные юрты), которые должны быть «аварского образца». Византийские конные лучники, столь отличившиеся при Прокопии за полвека до этого, были созданы по гуннскому образцу, но ко времени написания «Стратегикона» на византийцев уже не раз нападали авары, первые из тюркских конных лучников, пришедшие на Запад, у которых был такой же составной лук с обратным изгибом, что и у гуннов; но по пути авары переняли ещё много всего у обеих самых развитых цивилизаций того времени: у Китая, откуда они вышли, и от Ирана, с культурой которого они встречались, продвигаясь к западу, как только достигли торговых городов Средней Азии.

В отличие от гуннов авары с самого начала могли строить и использовать тщательно разработанные осадные машины, включая, возможно, противовесный требушет с его мощной простотой действия, после которого все прежние камнемётные устройства быстро устарели[465]; возможно, они также ввели на Западе самую знаменитую часть снаряжения, впервые упомянутую в «Стратегиконе»: стремя (скала). Буквально слово «скала» означает «ступенька», но здесь оно относится именно к стремени («при сёдлах должны быть также два железных стремени»[466]), которое было тогда настолько новым, что для него не было даже особого названия – аварское слово, если оно и существовало, осталось неизвестным. Это досадно, потому что аварское название стремени могло бы прояснить вопрос о его происхождении – хотя это всего лишь одно из разногласий, порождённых этим предметом.

Вопреки мифу, распространённому историками, не ездящими верхом (напр.: «Без стремени ударная атака с копьём наперевес была бы попросту невозможна»[467]), стремя не является решающим для того, чтобы позволить всаднику атаковать с копьём наперевес, не будучи сбитым с лошади при столкновении. Если копейщики, жившие в эпоху до введения стремени, падали с лошадей, то это случалось не из-за отсутствия стремян, потому что всадник держится за счёт плотно сжатых бёдер и колен, а не свободно болтающихся стремян. В этом отношении весьма ценно свидетельство нашего современника, занимающегося реконструкцией рыцарских турниров: «Исследование механики битвы на столкновение и развитие соответствующей тактики» доказывает это экспериментально и окончательно[468].