Это неудивительно. Их потенциальный и эпизодический вклад в случае вражеских вторжений, проникавших в их область империи, перевешивался их актуальной и постоянной угрозой местным имперским властям, а в целом – стабильности империи. А ею управляли не по произволу: её правление регулировалось законами, но оно не было и консенсуальным. Политическая предпосылка существования ополчения заключается в том, что граждане-солдаты непременно должны верно служить правительству, ибо оно представляет их как граждан-избирате-лей или же скоро будет представлять по завершении новых выборов.

Конечно, это было неприменимо по отношению к императорскому самодержавию, даже к самому милосердному – а ни один император не был милосерднее Траяна (98—117 гг.). По крайней мере так утверждал восхищавшийся им Плиний Цецилий Секунд, или Плиний Младший, которого Траян назначил императорским наместником (legatus propraetore consulari potestate) значительной провинции Понт-Вифиния в северо-западной Анатолии. В письме Траяну Плиний сообщил:

Как подобает опытному имперскому чиновнику, Плиний проявил должную осторожность, хотя 150 человек едва ли представляли угрозу империи. Но для Траяна Плиний оказался недостаточно осторожен:

В остальном автор «Стратегикона» последовательно реалистичен в своих рекомендациях относительно индивидуальной тренировки, как и в рекомендуемых им тактических и оперативных методах, как мы увидим в дальнейшем.

Для сильного, который благодаря своему превосходству способен победить врага в лобовой битве, тактика может оставаться всего лишь простыми действиями по доставке воинов и оружия к месту сражения с врагом. За следующее далее уничтожение врага, представляющее собою процесс почти механический, приходится платить жертвами со своей стороны; когда англичане ещё оставались нацией торговцев, они называли это «счётом от мясника» (butchers bill); но при этом можно спокойно «перемолоть» врага, избежав всех опасностей, которые могут возникнуть вследствие более хитроумных и сложных манёвров.

Даже при отсутствии дальнобойного оружия, которое сегодня способно сделать уничтожение врага вполне односторонним, в древности тоже не было равенства: при наличии превосходной индивидуальной выучки, оборонительного и наступательного оружия «счёт от мясника» можно было в соответствующей мере сократить. Именно так обстояло дело для римлян в их лучшие дни. Они могли полагаться на мощные лобовые атаки своей хорошо защищённой доспехами и хорошо обученной легионной пехоты, чтобы выигрывать сражения «перемалыванием» врага – конечно, это война на уничтожение, но довольно экономная. Вспомогательные конные отряды, которые состояли из бойцов, не являвшихся римскими гражданами (алы, alae, букв.: «крылья»), могли охранять фланги и тыл пехотных формирований и отбивать вражеских всадников, тогда как вспомогательные подразделения лёгкой пехоты (когорты, cohortes), разнообразно вооружённые дротиками, луками и пращами, могли разить и донимать врага своими стрелами и метательными снарядами, равно как и стреломётная и камнемётная полевая артиллерия. Но обычно именно мясорубка легионной пехоты в ближнем бою решала исход сражения.

Враги, отстаивавшие свои позиции перед лицом наступающего легиона (в большинстве случаев безрассудно), сначала принимали на себя две последовательные тучи пилумов (pila), то есть дротиков с тяжёлыми железными наконечниками, способных пробить щиты и шлемы. Затем на них накатывалась стена легионеров под прикрытием тяжёлых щитов с шишаками, пробиваясь вперёд смертельными ударами коротких мечей. Со шлемами и поножами, защищавшими воинов сверху и снизу их больших щитов, с ещё одним рядом щитов поверх голов, которые держали воины второго ряда, образуя построение «черепахой» (testudo), пехота легионов, наседая на врага равномерными шагами, защищённая бронёй, получала неудержимый момент наступательной силы. Смерть или бегство – вот был обычный выбор для тех, кто с ними сходился, но пускаться в бегство лучше было раньше – желательно ещё до начала битвы: хотя тяжеловесная легионная пехота едва ли могла преследовать врага на далёкое расстояние или быстро, вспомогательная конница и лёгкая пехота готовы были гнаться за беглецами и рубить их на куски.

Византийцы восхищались славной древностью македонской фаланги, а ещё больше – мощью римских легионов в пору их расцвета. Но они решительно отвергли их стиль ведения войны. Они никогда не пытались воспроизвести эти пехотные машины по перемалыванию врага, потому что не хотели нести потери, неизбежные при римском способе ведения войны. Взамен они устойчиво отдавали предпочтение не столь решительной тактике с более подвижными и, если понадобится, более маневренными конными силами. В «Стратегиконе» автор вкратце излагает тактический аргумент в пользу того, что потерь необходимо избегать всегда, насколько это возможно:

Хотя римляне постоянно тренировались для своей типичной битвы на уничтожение, сами они обычно пытались избежать её. Они предпочитали дать своим врагам возможность отступить в крепости, которые можно было взять измором посредством долгой, систематической, беспощадной осады. Неспроста же легионеров обучали и экипировали как военных инженеров, столь же опытных в разрушении фортификационных сооружений, как и в их постройке, равно как и в строительстве дорог, мостов, виадуков, складов и даже театров. Юлий Цезарь окончательно разбил Верцингеторикса в Галльской войне в ходе осады Алесии, и точно так же Веспасиан и его сын Тит закончили Иудейскую войну осадой Иерусалима и Масады. Заперев врага в ловушке и заморив его голодом вплоть до добровольной сдачи, римляне избегали жертв, неизбежных в любой двусторонней битве, и превратностей судьбы в ходе стычек и планомерных операций, а итог был тот же, притом более верный.