Кокетливо покружившись, продемонстрировав истончившуюся до хрупкости талию и вызвав зубовный скрежет дам, поспешно натянувших на лица вежливо-приторные улыбки, красавица промурлыкала:

— Мой чудо-лекарь назвал это «Побочный эффект». Разумеется, только мы с ним знаем секрет этого снадобья от лихорадки. — И стрельнула глазами в сторону позеленевших соперниц.

— Оно вам и прежде было без надобности, — галантно промурлыкал де Келюс. — Теперь же, признаюсь, вы в большей опасности, чем прежде: ибо кажущаяся ваша невинность теперь пробуждает к вам ещё больший интерес со стороны…

— Молчите, пошлый вы человек!

Довольная улыбка, сопровождавшая эту фразу, ясно показывала истинное отношение златокудрой дивы к происходящему. Она упивалась полученной славой, как гурман — внезапно обретённым тонким коллекционным вином урожая, бутыли от которого считались безвозвратно потерянными.

— Обманщик! — в негодовании шепнула одна юная девица подруге. — Только что отзывался о ней пренебрежительно — а теперь стелется у ног!

— Негодяй! — сурово подтвердила подруга.

А третья, из их же кружка, намеренно громко спросила:

— Гортензия, милая, а правду говорят, что эта восточная гостья, эта вдова известного мудреца, которую, как говорят, пригласил сам Его Величество, несказанно хороша? Я слышала, в Эстре кое-кто падал в обморок, сражённый её красотой! Ах, как это интересно! Как экзотично! Наши деревенские простушки давным давно примелькались…

В голубых очах Лулу мелькнули искры гнева. Она стремительно обернулась к говорившей. Но резкая отповедь, судя по всему — готовая сорваться с языка, не состоялась: виконтесса де Монгерран славилась умением настолько ловко отбрить противника или противницу, что жертва её остроумия была притчей во языцех ещё долго, даже после появления следующих. Бросаться колкостями при ней было опасно.

— Милая моя, — только и фыркнула пренебрежительно. — Если кто из этих несчастных и лишился чувств, то не иначе, как от страха. Представьте, этому покойному мудрецу, поэту и лекарю было уже за сто лет! Сколько же тогда его вдовушке? Уж не меньше девяноста. Удивляюсь, как это развалина не рассыпалась в прах ещё по дороге во Франкию!

За её плечом послышалось деликатное покашливание.

— Удивляться тут совершенно нечему, сударыня.

Шут и тайный советник короля, возникший, казалось, ниоткуда, хитро сощурился и продолжил.

— Не вы одна владеете магией перевоплощения.

Лулу слегка побледнела.

— Что вы хотите этим сказать, господин Пико?

— А то, что в умении омолодиться эта старушенция, о которой вы с такой желчью изволите рассуждать, перещеголяла даже вас. Подумать только, какое низкое коварство с её стороны! Мои друзья из Эстре в один голос утверждают, что на вид ей не дашь больше восемнадцати. Я бы мог сказать, что, возможно, они слепы — но, в таком случае, они ещё и глухи, ибо, по их восторженным отзывам, у сей почтенной вдовы прелестный звонкий голосок. Видно, с молодости сохранился…

Улыбка графини увяла. Заметным усилием она изгнала из голоса прорвавшуюся злобу.

— Выходит, мои сведения неверны? Так просветите нас, господин Всезнайка, откуда у столетнего старца такая молоденькая жена? Или на Востоке, в этой стране чудес, как называют поэты Османию, всё возможно?

— Да отчего же только на Востоке? В нашем обществе, например, подобное не редкость. Женятся же ветхие старцы на молоденьких вдовах, и даже усыновляют их маленьких детишек, и никого это не смущает… Вот вашему четвёртому мужу, к слову, разница в возрасте не мешает быть счастливым супругом и добрым отцом, не правда ли?

— Вы что-то ещё хотели сказать об этой… приезжей? — сквозь зубы вымолвила графиня. Если бы взглядом можно было испепелять — на месте шута сейчас красовалась бы обугленная дыра в паркете. — Должно быть, этот ваш мудрец был безнравственный сластолюбец, вот и купил себе утеху на рынке рабов; говорят, в Константинополе на каждом шагу можно приобрести девчонку для забавы!

Шут сурово сдвинул брови.

— О-о, сударыня…

И от того, как мрачно он это произнёс, без обычной издевательской иронии, без поддёвки — не только Лулу, но всем, невольно к нему прислушивающимся, стало не по себе.

— Вот что я вам скажу, любезная графиня.

Он обращался вроде бы к одной к Анжелике де Камю, но жёстким, царапающим взглядом обвёл всех присутствующих.

— … Кстати, и вас касается, господа. Я советовал бы… Слышите? Крайне советовал бы впредь прекратить всякие разговоры, порочащие имя нашей славной гостьи с Востока. — Повернулся к Лулу, заложив руки за спину. — Стало известно, графиня, что в некоторых, близких себе кругах вы позволяли подобные высказывания; а ваши подруги оказались столь глупы, что вздумали их повторять, будто они — истина в последней инстанции. Так вот, Его Величество крайне недоволен. К тому же, ему кажется, что вы непозволительно долго разлучены с мужем. Сразу же после нынешнего приёма вы возвращаетесь к нему. Незамедлительно. Слышите? Честь имею.

Откланявшись, Пико развернулся на каблуках и неторопливо проследовал к Огюсту Бомарше, что неподалёку беседовал с османским консулом.

Скрывая ядовитые усмешки, дамы вновь прикрылись веерами. И, не торопясь, нацепили маски притворного равнодушия.

— Что поделать, дорогая, но ведь вы и впрямь, должно быть, засиде… скучаете по мужу…

— А особенно — по сыну. Я бы ни дня не прожила в разлуке с собственным ребёнком, хоть некоторые настолько сильны, что не могут видеть его месяцами…

— Полноте, дамы, — покачал головой граф де Келюс. — Не обращайте внимания, дорогая графиня; чтобы женщина женщине в тяжёлую минуту не подпустила шпильку — такого не бывает. Его Величество отходчив. А знаете… ведь, если он сегодня будет в духе, у вас есть шанс вернуть его милость.

— Как же? Говорите! — жадно потребовала Лулу.

— Позвольте…

Кавалер галантно предложил ей согнутый локоть и увлёк в отдалённый уголок, делая вид, что не замечает презрительных фырканий недавнишних собеседниц.

Оглянувшись, дабы не допустить чужих ушей поблизости, высокий граф склонился к Анжелике.

— Право же…

В голосе его звучала и лёгкая укоризна, и фривольность

— Что вам сдалась эта прелестная вдова? Вы тоже вдова, и ещё прелестнее, смею заверить.

— Келюс!

— Я всего лишь хотел напомнить, прекраснейшая, что вы обещали мне встречу… Хм. Не сердитесь… Хорошо, поговорим о деле. Милость монархов можно уподобить маятнику: сегодня она качнулась в одну сторону, завтра — в другую… Ну, не стреляйте в меня гневными взглядами, я не верю, что вы такая злая. Что вы так взъелись на эту иноземную красотку, я вас спрашиваю? Ну да, все только и говорят о ней, как о возможной невесте графа, но подумайте: старейший во Франкии род — и какая-то мусульманка, прости-господи? Да ведь она — вдова даже не министра… не визиря, я хотел сказать, приближенного к султану, ни его родственника — а всего лишь учёного мужа, и, по некоторым сведениям — её мать простая рабыня, а сама она воспитывалась в Серале. Каково? Это я разузнал для вас, прелестнейшая!